Мастер ужасок

– Но если ты хочешь, я могу его прогнать, – сказал Айспин.

– Ты можешь? Тогда сделай это! Пожалуйста, сделай так, чтобы оно исчезло!

Айспин всего лишь поднял руки вверх и на пару шагов приблизился к привидению, и оно тут же закрутилось вокруг своей оси, пролетело по всей лаборатории, опустилось между двумя стеллажами в черной каменной кладке и исчезло.

– Я почему-то устрашающе действую на сваренные привидения, – вздохнул Айспин. – Еще ни одно из них ни разу не испытывало ко мне доверия. Очень странно, не так ли?

– Да, – сказал Эхо. – Странно.

Царапка и мастер ужасок

Итак, Эхо воспылал интересом к произошедшему. Вся история со сваренным привидением вызвала его небывалое любопытство к искусству мастера ужасок. Он не знал только того, что это был старый трюк, который входил в репертуар любого опытного алхимика, который хотел этим привлечь будущих учеников.

План Айспина был прост, но коварен. Для его экспериментов ему была необходима сжатая форма его собственных и общих знаний в области алхимии. Для этого, к сожалению, было недостаточно бросить в жировой котел лексикон по алхимии и его научные заметки и сварить их вместе, как это, вероятно, сделали бы старые шарлатаны. Нет, по его расчетам, эти знания должны передаваться духовным путем – из мозга в мозг. Он загрузит их в голову царапки в строго личном порядке и старым методом, чтобы потом их опять из него выварить. Эхо был единственным живым существом во всей Следвайе, способным понять Айспина и впитать, как губка, его тайные знания. Это была истинная причина того, почему мастер ужасок хотел доверить царапке так тщательно оберегаемые элементарные тайны алхимии, включая его собственные познания.

Между тем Эхо считал, что все это было устроено, чтобы его позабавить и отвлечь от дурных мыслей. Если он не был непосредственно занят едой или не спал, то его посещали мрачные мысли о его печальной судьбе, и поэтому он был рад любой возможности оказаться рядом с Айспином и стать свидетелем воплощения его приводящих в восхищение особых знаний. Он думал, что старик это делает из тщеславия и из потребности высказаться, которой он не давал выход в течение долгих лет одиночества.

Но в одном Айспину нельзя было отказать: в его умении преподавать. Это он делал мастерски. Когда он перевоплощался для Эхо в сострадательного, всезнающего учителя, менялось даже его поведение. Все демоническое, властное и жесткое спадало с него, как омерзительный кокон, его голос понижался с высокого дисканта до мелодичного шепота, исчезала его деспотическая жестикуляция, а вместо безжалостной гримасы на лице появлялось доброе выражение.

Он ни разу не дал Эхо почувствовать, что его чему-то обучают или что-то вдалбливают в голову. Нет, уроки Айспина всегда носили характер дружеской беседы и лишь случайно затрагивали серьезнейшие проблемы алхимии, и Эхо играл при этом беззаботную роль наивного статиста или время от времени задавал вопросы. Он считал, что умственную работу выполняет только Айспин, который все эти знания вытаскивает на свет божий из кладовых своего грандиозного образования. В действительности же не кто иной, как Эхо, усиленно работал головой, впервые в полном объеме используя свой разум царапки.

Айспину все было известно о мозге царапки. Он знал, что создание, которое свободно владело всеми цамонийскими языками, включая языки животных, является гением и, должно быть, способно проявить себя и в других областях. Мозг Эхо был пустой губкой, жаждущей восприятия, полной неиспользованных участков и синапсов, со свежими клетками и молодой тканью, потрескивающей от умственного процесса. Эхо можно было бы зачитать метрическую книгу Атлантиса или основы цамонийской древней математики, и он полностью сохранил бы это в памяти и при желании смог бы воспроизвести в обратном порядке. Но только он не знал об этих своих способностях. Поскольку этот молодой орган за свою недолгую жизнь едва ли использовался, он являлся идеальным сосудом, в который мастер ужасок хотел поместить все свои знания. Или, по меньшей мере, их квинтэссенцию, которую он выразил в компактной системе удобных для запоминания формул и теорем.

Читал ли Айспин лекцию о геоцентрической модели вселенной или о языке бриллиантов, о букимистическом буквенном гипнозе или восприятии боли металлами – это было для Эхо музыкой, которая, как он считал, влетала в одно его ухо и вылетала из другого. Ему было достаточно языковой мелодии мастера, которая каждый раз надежно подавляла его собственные мрачные мысли, и Эхо даже не догадывался, как много на самом деле понимает он из услышанного и как много всего оседает в его голове. Мастер ужасок, опять же, знал, что мозг Эхо обладает уникальной способностью хранить этот огромный объем знаний, что не было обременительным для самого Эхо, к тому же он вообще не имел понятия о том, что получил какие-то знания: мирное сосуществование невежества и интеллекта, которое может быть присуще только мозгу царапки.