Мастер ужасок

Но лозы затягивали ногу все туже и туже, и другие ветви оплели его голень на другой ноге. Тогда он понял, что здесь что-то неладно, и он издал страшный крик. Когда перепуганная сборщица винограда увидела своего хозяина с веревкой в руках, она поняла, что это и есть разыскиваемый убийца. Она вскочила и помчалась прочь. Виноградарь хотел бежать за ней, но лозы крепко приковали его к земле, как железные цепи. Виноград оплел и его кисти, его руки и ноги, а особенно мощная ветвь скрутила его горло. Под ним, как могила, разверзлась земля, корни взвились, и гигантский лист виноградника залепил рот убийцы, заглушая его крики. Он покатился вниз, и на него посыпалась земля и листва, мелкий гравий и ветви, а корни обвили его, как кокон.

И потом перед убийцей предстали все убитые им женщины, уже разложившиеся до определенной степени. Они появлялись из-под земли, как из бушующего моря. Корни поднимали и опускали мертвые тела, при этом их конечности раскачивались, и казалось, будто погибшие вновь ожили. Виноградарь видел, как мертвые вместе с ним, как с трофеем, уходили под землю, как вокруг становилось все темнее, пока наконец жирная земля не закрыла его глаза.

Айспин замолчал.

– И все это рассказало тебе вино? – спросил Эхо.

Мастер ужасок взял отставленный бокал и поднял его.

– Да, – ответил он. – Это очень общительное вино. Это была довольно страшная история, но это не означает, что вино будет таким же.

С этими словами Айспин опрокинул в себя содержимое бокала. Эхо пошел к своей миске, чтобы также немного подкрепиться. Неприятное чувство, которое им овладело, мгновенно исчезло.

– Ну а теперь, – весело воскликнул Айспин, – размышление. – Он наполнил следующий бокал белым вином.

– Что-то еще? – спросил Эхо.

– Конечно. Теперь мы установим телепатический контакт с вином и выведаем его последние тайны! Как у него обстоят дела с философским качеством? Какое это вино – оптимистическое или пессимистическое? Искрящееся или выдержанное? Остроумное или недалекое? Ведет ли его потребление к жизнеутверждающему веселью или к мрачным раздумьям? Внушает ли оно нам четкое и логичное мышление? Или скорее смутные инстинктивные желания, которые заканчиваются потасовкой в пивнушке? На этот вопрос может ответить только самая летучая составляющая вина – его дух. Это – алкоголь!

Взгляд Айспина потускнел, и он немного поежился. Он опять вернулся к реальности и к своей излюбленной теме о летучих веществах. Эхо опасался, что он немедленно погрузится в свою работу.

Но вместо этого мастер просто опустошил бокал.

– А-а-а-х! – воскликнул он. – Абсолютно ясно, что это вино – оптимист! Оно – эстет и вольнодумец! Я бы не отказался от пары ящиков в подвале. – Потом он энергично швырнул бокал в камин, где он раскололся за языками пламени.

«Сейчас настроение действительно улучшилось», – подумал Эхо и позволил себе вылакать еще одну миску вина. Чувство воодушевления перешло почти в эйфорию.

Айспин опять налил себе полный бокал красного вина, и оно перелилось через край.

– Итак, – крикнул он, – дегустация!

Он одним глотком выпил вино, даже не обращая внимания на то, что вино полилось ему за шиворот. Он сохранил во рту немного вина, которое долго перекатывал, прежде чем проглотить.

– А-а-а-х! Совсем молодое вино, но уже с характером! Сильная основа из грецкого ореха и клубники – совершенно головокружительный вкус, но вполне земной и честный. Ощущение вкуса лакрицы долго остается на нёбе и потом опускается глубоко в пищевод. Оттенок зрелости, напоминающий вкус старой скрипки, которая исполняет хорошо знакомую колыбельную. Неизбежный персик, который присутствует в каждом сорте красного вина, но с добавлением рассыпчатого печенья. Это свечной жир. Свежий снег. Спекуляциус. Мало изысканности, зато есть грубоватая кислота, несколько выпирающая по краям, но основательно вколоченная в дерево. Я чувствую запах молодой кожи, ржавого железа, влажного ковра, оконной замазки и хвои. А кроме того, запах гусиного жаркого и малинового пудинга, который готовила моя покойная бабушка. Тело имеет объем, но я никогда не назвал бы его толстым, а скорее стройным, но с очень большими ногами. Его послевкусие оставляет длинный и широкий след оливкового масла, напоминая звук древнего похоронного колокола в подземных сводах катакомб, в котором постятся семьсот обнаженных гномов.

Айспин и этот бокал швырнул в огонь, но потом, очевидно, подчиняясь спонтанному настроению, достал со стеллажа мешок жути. Он встал с музыкальным инструментом перед одним из открытых окон и начал надувать мешок воздухом, и кухню стали наполнять первые жалобные звуки.

Эхо приготовился к самому худшему. Вечер грозил принять неприятный оборот. Внизу, в Следвайе, ему уже приходилось слушать подобные концерты мастера, и они даже на таком большом расстоянии были невыносимы. Теперь ему предстояло услышать это в непосредственной близи, и он испугался за свой рассудок.