Мастера и шедевры. Том 3

Работа ленинградского мастера говорит еще об одном очень важном, ныне достаточно утерянном качества — это станковая живопись, исполненная в духе замечательных традиций русской школы.

Борису Сергеевичу Угарову шестьдесят шесть лет.

В это трудно поверить, настолько свеж и ясен почерк его полотен.

Да и сам он, подвижный, стройный, с открытым, простодушным лицом, совсем непохож на маститого академика живописи.

Мы идем по залам его персональной выставки, останавливаемся у работ.

Художник неспешно рассказывает о себе:

«Я родился в Петрограде в 1922 году. Отец — рабочий, токарь-механик, начинавший свой путь на Путиловском заводе. Как все мальчишки, я учился в средней школе. Где-то лет в десять стал рисовать, а позднее записался в самодеятельную студию при Доме ученых.

Здесь судьба свела меня с замечательным живописцем Аркадием Александровичем Рыловым.

Всю жизнь не забуду его мудрых неторопливых замечаний, удивительно тонкого понимания природы… Так незаметно подошел десятый класс. Я мечтал поступить в университет, получить образование, а потом попробовать стать художником. Но жизнь опрокинула все мои планы.

Грянул июнь 1941 года. И прямо со школьной скамьи я пошел добровольцем. В военкомате в очереди стояли рабочие, студенты и профессора, девчонки и ветераны труда, композиторы… Тогда я понял, что такое народное ополчение…

Меня зачислили в Октябрьскую дивизию, 265-й Отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. Я стал наводчиком противотанковой пушки.

Первый бой встретил возле Красного Села…

Вижу, как сейчас, первый подбитый танк. Черный, чадящий взрыв.

Грохот.

Миг тишины, когда слышишь, как звенит воздух.

Потом в памяти встают синие сугробы Волховского фронта. Лютая стужа. Глухомань соснового бурелома. Высокое лазурное небо с рериховскими стругами облаков…

Внучки.

Гордая краса Карелии.

Не буду рассказывать, что я пережил.

О тех днях и годах написаны книги…

Но в редкие минуты затишья доставал из солдатского вещмешка большую старую, еще кнебелевского издания, монографию «Валентин Серов», разглядывал в тысячный раз репродукции любимого мастера. Солдаты иногда дивились: как ты таскаешь такую тяжелую книжку?

Я раскрывал страницы, они видели красоту искусства и… умолкали.

Сам я не рисовал.

Было не до живописи. Лишь в 1944 году, когда Финляндия вышла из войны, мне предложили принять участие в создании армейского Музея Победы.

Здесь, в Лодейном Поле, я написал первую свою картину… Какая она была, судите по записи в дневнике, который я вел:

«В живописи слаб, не потому, что не вижу цвет, а потому что очень мало работал с натуры…»».

Дневник художника Угарова.

Толстая тетрадь в клеенчатой обложке… Пройдет год. Окончится Великая Отечественная война. Фронтовик Угаров вернется с Дальнего Востока и поступит в Академию художеств.

Мы прочтем такие строчки в дневнике:

«Мои надежды на сдвиг в рисунке и живописи — это расчет на самостоятельный кропотливый труд до пота, до крови».

Весною следующего года он напишет:

«Ни одного часа попусту! Плотнее распланировать время».

Угаров отлично сознавал, что ему уже двадцать четыре года, время не ждет. Сколько он повидал, перечувствовал, сколько хочется рассказать людям. С первых лет учебы в Академии чувство ответственности, сознание серьезности задач искусства не покидает Бориса Угарова.

«На третий год учебы в Институте имени Репина, — рассказывает Угаров, — я начал работать в мастерской монументальной живописи, которой руководил Игорь Грабарь.

Надо ли говорить о том, как мы, студенты, слушали Грабаря — этого патриарха отечественной культуры. Его энтузиазм, преданность искусству, трудолюбие зажигали в нас священный трепет ощущения причастности к живописи.

Октябрь.

Игорь Эммануилович требовал от учеников полной отдачи. И мы трудились изо всех сил.

Копировали рисунки Леонардо, Микеланджело, изучали живопись Веронезе, Тьеполо, фрески Помпеи, писали с натуры. Очень много дали нам Орешников и Мыльников — помощники Грабаря.

Наступила пора диплома… Кажется, как это все было давно. Я продолжал вести дневник.

Вот одна из записей, сделанных уже после защиты диплома:

«Начинается самостоятельная жизнь. Учиться много чему надо».

Это был 1951 год. С тех пор прошла почти треть века… Ия продолжаю учиться… Твердо знаю, что идти в ногу со временем — это значит не торопиться! Следует всегда помнить, что современный реалистический художественный язык рождается самой жизнью.

И до сих пор, когда я прихожу в Академию художеств и иду по ее гулким коридорам, по которым бродили когда-то юные Карл Брюллов и Александр Иванов, я всегда вспоминаю слова, сказанные студентом Академии Михаилом Врубелем:

«Надо уметь найти дорогу к самому себе».

Это, наверное, означает раскрыть свои возможности, увидеть первично мир природы, красоту Человека и овладеть мастерством, чтобы суметь выразить свой восторг перед чудом бытия в образах, еще не сказанных, не повторенных».

На меня глядели светлые молодые глаза живописца.