Мастерская дьявола

— Я солдат и подчиняюсь приказам, — выпаливает Артур. — Вы же знаете, что я могу попасть к президенту только как доблестный защитник отечества, — продолжает Артур.

— Ну да, поэтому акциями по зачистке руководишь всегда именно ты, — ледяным тоном говорит Каган.

— Как, брат, ты мне не веришь?! — восклицает Артур и прижимает одну руку к сердцу, а другой берет Кагана за запястье.

— Нет, — отвечает Каган.

Алекс смеется. Он сидит, вытянув ноги, и тоже дымит.

— Но я добился результатов, — сурово говорит Артур. — Я был у президента, и он дал добро.

Эти двое будто и ухом не ведут, но на самом деле прислушиваются.

— Президент заинтересован в использовании мест захоронения и развитии туризма. Лидеры оппозиции — тоже. Поэтому решено: эта зона, — махнул он рукой куда-то меж деревьев, — будет неприкосновенной для обеих сторон. В Хатыни возникнет «Мастерская дьявола», музей для Европы и всего мира. А этот партизанский отряд, — показал он на бородачей, сновавших поблизости, — останется нейтральным и будет подчиняться исключительно Министерству туризма. Ничего, а? Что скажете?

И Артур откинулся назад, вытянув свое могучее тело; хрустнув суставами, он скрестил руки на груди.

— Отлично, — с улыбкой сказал наконец Алекс.

— Тогда давайте выпьем, — предложил Артур, вставая, — за наш проект «Мастерская дьявола»!

Мы встаем и пьем. Марушке Алекс тоже дал стакан.

Артур ослабил ремень и закурил сигару.

— Как нейтралы мы будем работать всегда, кто бы ни взял верх, оппозиция или президент. Эта гражданская войнушка когда-нибудь кончится, и страна откроется миру, с президентом или без него. И мы должны позаботиться о том, чтобы у нас было что предложить. Что-то такое, чего нет ни у кого.

Тут Артур сделал пару шагов в мою сторону, встал за моей спиной и по-дружески взял меня за плечо.

— Брат чех, — сказал он, едва не сломав мне плечевой сустав. — Вы хорошо поработали. Сумели привлечь к себе внимание всего мира. Вы сделали из этого вашего, как его… — он пощелкал пальцами, призывая на помощь Марушку.

— Терезина, — выдавила та из себя. Она как раз ела сливу и чуть не подавилась. Тарелку она после этого поставила на стол.

— Вы сделали из Терезина серьезное предприятие! Пожертвования вам давали политики, власти, оружейники и пацифисты, националисты, Мадонна, и всего этого вы достигли за короткое время, верно?

— За пять месяцев, — пискнула Марушка.

— И сколько в итоге вышло? — спросил Артур.

Марушка назвала сумму, от которой у всех нас перехватило дыхание. Я нащупываю пальцами своего «Паучка». Он там, в носке. Меня деньги никогда не интересовали. Скорее всего, их прикарманили чиновники и ученые из Музея.

— Брат, — наклоняется ко мне Артур, дыша мне в лицо, — ты знаешь, сколько туристов приезжает в Белоруссию за год?

— Три тысячи пятьсот с небольшим, — ответила за меня Марушка, потому что мне-то откуда это знать?

— Пора это изменить, — говорит Артур. — Ты в курсе, где было больше всего погибших в войну? Здесь! А больше всего убитых при коммунистах? Тоже здесь! И где до сих пор исчезают люди, а? Здесь же. Значит, уникальна эта страна или нет? Уникальна! Так уж поделен этот глобальный мир, черт побери: Таиланд — секс, Италия — море и живопись, Голландия — сыры и деревянные башмаки, ну а Белоруссия? Horror trip[13], разве нет? Да не сидите вы с такими кислыми минами, мать вашу! — закричал Артур. Он привык командовать, это сразу видно. — Посетите европейский музей геноцида, «Мастерскую дьявола»! — продолжал Артур, разливая водку по стаканам. — Есть у нас море, горы, памятники старины? Нет, все памятники сгорели дотла. Так построим же в Белоруссии Юрский парк ужасов, музей тоталитаризма под открытым небом! Мешки костей, лужи крови и гноя обеспечат нам место на карте Европы. Ничего, а? Это подействует, как по-вашему? Что скажете?

Я думаю, Артуру больше подошло бы выступать с броневика.

Мы пьем. И еще, и еще. Между тем у Артура словно открылось второе дыхание. Он стучит кулаком по столу.

— Это же позор, — говорит он. — В Западной Европе все места захоронений времен войны, все концлагеря давным-давно прибраны, в каком-нибудь Дахау такая чистота, что хоть ешь с пола! Я точно знаю, наши эксперты там побывали, посмотрели. А вы слышали, что уборщицы во французском Дранси, негритянки, получают больше, чем наши учительницы? Или взять, скажем, Освенцим — ведь эти поляки, сволочи, сумели все там обустроить. Удобная гостиница, автобус, Освенцим с обедом стоит 52 евро. Вот как надо! А наши кладбища? На них до сих пор вороны клюют черепа, и один черт знает, кто там в этих ямах. Просто сердце сжимается, — берет меня Артур за локоть, и я вижу, что по щекам у него текут слезы. — Речь идет и о душах наших предков, — шепчет он мне. Я молчу. — Сябро, друг! Ты, конечно, знаешь, что написано в «Слове о полку Игореве»?

Я продолжаю хранить молчание.

— Покуда мертвые не обретут покоя, живым позора не избыть[14].

— Ясно…

— Ты нам поможешь? — вопрошает Артур со слезами на глазах, обращаясь уже только ко мне одному.

— Да, — отвечаю я. Что еще я могу ему сказать?