Мать выходит замуж

Попробуй-ка засни по приказу! В глаза словно песку насыпали, и я еще сильнее принялась щипать себя. Ничего не зная о папе римском, я уже постигла учение католической церкви об умерщвлении плоти и молитве. С тех пор как в мир пришла любовь, не нужна стала церковь. Любовь сама рождает исповедь и покаяние.

Никто, даже ребенок, не может заснуть по приказу.

И, подобно всем влюбленным, я пролежала без сна эту первую ночь после случившегося со мной чуда. К утру я так измучилась, что решила не ходить в школу.

На счастье, в мою жизнь вошла Ханна, приняв на себя частичку моей пылкой любви к новой учительнице, не то наверняка стряслась бы какая-нибудь беда. Еще несколько дней я вела себя как настоящая эгоистка. Потом мать как следует всыпала мне и наставила меня на путь истинный. Это немного охладило меня, и я решила прекратить самоистязания. Однажды я задала матери несколько прямых вопросов. Почему, например, у нас в вазах нет больше ольховых шишек? Почему на единственном окне в нашей комнате она повесила такую плохую штору? Почему у нас вечно не убрано?

— Ты даже не выстирала мой лучший передник, и я хожу как какая-то…

— Как кто? — угрожающе спросила мать. — О чем ты болтаешь? Становишься на «него» похожей? И тебе не стыдно? Так вот чему тебя учат в школе — неблагодарности?

Мать не на шутку рассердилась. Она не может повесить длинную штору — окно слишком маленькое. И разве здесь добьешься такой чистоты, как в комнате у Старой дороги, когда постоянно дымит печка? Уж она ли не переживала, что у нас такая неприглядная комната! Поэтому-то мои слова и задели ее за живое. Но я мечтала о чашке кофе в уютной комнате с накрахмаленными, подсменными шторами и белой скатертью, и чтобы в этой комнате на желудевом диване, который кстати выглядел уже довольно ободранным, сидела моя прекрасная учительница.

— Что сказала учительница? — внезапно спросила мать. — Ты отдала ей записку?

— Какая она красивая! У нее короткие вьющиеся волосы, точь-в-точь как у королевы с бабушкиной картины (на картине была изображена кронпринцесса Виктория).

Несколько минут мать молчала.

— Не могла бы ты здесь прибрать немножко, чтоб стало хоть чуточку красивее? — осторожно спросила я. — А еще мне так хочется даларнскую сумочку! И я буду такая же, как…

— Я вот тебе всыплю за это «как»! — закричала мать, отвешивая мне пару здоровенных шлепков.

— Скажи спасибо за то, что есть, постыдись хоть самую малость. Я хожу по людям, работаю, как вол, из сил выбиваюсь, лишь бы у тебя был кусок хлеба.

А, вот, оказывается, в чем дело! Еда и опять еда, будто это так уж важно.

Больше ударов не последовало. Я сидела и дулась.

— Могла бы найти другого мужа, который прокормил бы нас, — сказала я наконец. Однажды я слышала, как тетка говорила это другой сестре матери.

— Замолчи! — крикнула мать, и в наступившей затем тишине прозвучала еще одна здоровенная оплеуха.

Мы вместе с Ханной любили учительницу.

Это была необыкновенная учительница. Ученики очень уважали ее. Она никогда не била нас и не ставила в угол; подобных методов воспитания для нее не существовало. И тем не менее дети слушались ее. Но не думаю, чтобы кто-нибудь любил ее больше, чем я.

Однажды мальчик, обычно приносивший учительнице дрова, прогулял, и с тех пор мы с Ханной добровольно взялись за это дело. Ханна не отличалась особой силой, но зато я была довольно крепкая и привычная ко всему. Да и чего бы я не сделала ради учительницы? Каждый раз, как мы приносили дрова, она кормила Ханну обедом. Меня она никогда не угощала. Правда, однажды она налила мне чашку кофе, но я так разволновалась при одной мысли, что нахожусь с ней наедине в ее прохладной красивой комнате, что расплакалась, а со мной это бывало не часто.

— Малютка, — ласково сказала учительница и погладила меня по щеке. — Не плачь, сегодня ты будешь читать наизусть «Весна наступила»! — Я ушла, так и не допив кофе, а она не стала меня уговаривать. Мне часто приходилось читать:

Весна наступила, цветы расцветают,Яркое солнце горит в синеве,

А на лугу среди кочек играютВеселые эльфы в зеленой траве.

Стихотворение и само-то было похоже на сказку, а когда темные глаза учительницы с неизменным интересом останавливались на мне, оно становилось совсем как сказка.

Некоторые девочки тоже выучили эти стихи, они даже читали их мне наизусть и уговаривали попросить фрекен, чтобы она разрешила им декламировать на уроке. Но нет уж, пусть сами просят! Другое дело, если бы на их месте была Ханна! Но Ханна стихов не любила.

В этой школе никто не заставлял меня читать вслух по складам. Наоборот, когда учительница заметила, что я бегло читаю, она похвалила меня и посоветовала упражняться дома.

— Нельзя читать небрежно, про себя, читай громко и старайся отчетливо выговаривать каждое слово.