Матери

Круглолицая официантка протянула Томми меню. Он заказал чизбургер, острые куриные крылышки с картошкой фри, бутылку «Перье» и вперился взглядом в обтянутую розовым платьем попку, когда официантка отправилась в подсобку при кухне. На его вкус она была полновата, но он все равно почувствовал возбуждение, когда представил, что смог бы с ней сделать, затащив в темный уголок.

Как только принесли заказ, Томми жадно набросился на еду и быстро проглотил ее, поглядывая на прохожих за окном, потом расплатился и вышел из закусочной.

Пройдясь немного по кварталу – наугад, он вскоре наткнулся на гостиницу, показавшуюся ему вполне приличной: это было скромное четырехэтажное здание, на первом этаже которого когда-то размещался кинотеатр.

В холле на стенах висели разные картины – типичные пейзажи Среднего Запада. Томми спросил, есть ли свободная комната на ночь, назвавшись чужим именем, которое администратор записал в журнал, даже не удосужившись проверить его документы.

Комната располагалась на третьем этаже; она была достаточно просторная, пол покрыт толстым ковром. Томми положил рюкзак на стул, открыл окно и глубоко вдохнул городской воздух с привкусом выхлопных газов и жареного мяса.

В доме напротив, на балконе, облокотившись на перила, стоял голый по пояс мужчина и курил. У него за спиной появилась женщина с полотенцем вокруг головы и затащила его в комнату, где было темно.

Томми вздохнул и бросился на кровать. На тумбочке стоял телефон. Он подумал было позвонить матери, только чтобы сказать, что с ним все в порядке и пусть она не переживает за него. Но тут же смекнул, что лучше этого не делать. Возможно, их телефон уже прослушивают, как часто показывают в кино, а полицейские устроили у них дома засаду и только и ждут его звонка, чтобы вычислить, где он прячется.

Что она делает? О чем думает? Грэм, должно быть, уже вернулся от Эмбер и забросал ее вопросами, куда исчез его младший брат. Может, она ему успела все рассказать? О том, как нашла его у заброшенной хижины лишь для того, чтобы отвести обратно домой. О том, как волновалась за него. Когда же он перестал чувствовать, что мать искренне переживает за него и не испытывает к нему привычного отчуждения? Того холодного отчуждения, с которым он, когда был младше, все никак не мог смириться и каждый день старался убедить себя, что мать любит его не меньше, чем Грэма и Синди, только любовь ее выражается по-другому. Иногда ей было достаточно улыбнуться ему, чтобы успокоить, проявить особый знак внимания или сделать какой-нибудь утешающий жест. Но вместо этого она частенько давала ему понять, что ей неприятно находиться с ним в одной комнате и что рядом с Грэмом ей намного лучше, так что, застав их вдвоем, он даже не осмеливался к ним подойти, боясь помешать и чувствуя себя лишним… Однажды, вернувшись из школы и увидев, как мать возится на кухне, Томми подошел к ней и сказал, что, если ей хочется, он может уйти из дома и жить самостоятельно, ведь он уже взрослый. А ему тогда только исполнилось двенадцать. Мать какое-то время смотрела на него, а потом расплакалась и, не выпуская нож из рук, обняла его. И он, никак не ожидавший такой реакции, сполна вкусил тепла ее объятий, малость успокоился, и на сердце у него полегчало. Это был последний раз, когда она прижимала его к себе таким образом.

И вот теперь он и в самом деле ушел из дома. И, возможно, больше никогда ее не увидит. Удивительно, но эта мысль огорчила его меньше, чем он ожидал.

Мать знала, каков он есть, и у нее было достаточно оснований испытывать отвращение, когда она прикасалась к нему.

Томми включил телевизор и попал на «Город грехов» – на эпизод, когда Дуайт Маккарти окунал Джеки-Боя головой в унитаз. Он знал этот фильм наизусть, но решил посмотреть дальше, чтобы не пропустить сладостные мгновения, когда Нэнси Кэллахан будет расхаживать вихляющей походкой по сцене.

Услышав за стеной резкие голоса, он убавил звук телевизора и прислушался.

Это были мужчина и женщина. Они говорили громко, но не ссорились. Женщина вдруг рассмеялась, а потом хлопнула дверь в их комнату.

Томми бросился к своей двери и приник к замочной скважине. Мужчина лет сорока в сером костюме остановился в коридоре, прикурил небольшую сигару и направился к лестнице.

Томми снова уселся на кровать и сделал звук погромче.

А что теперь?

Он оказался в Канзас-Сити с тремя тысячами долларов в кармане. Хотя он еле передвигал ноги, потому что не спал, ему, несмотря на усталость, хотелось прямо сейчас выйти в город, увидеть людей и насладиться свободой. Но куда податься?

Один в чужом городе, в котором у него никого не было.

Досмотрев фильм, Томми принял душ, сидя в ванне и проклиная слабый напор воды, будто через силу вытекавшей из лейки.

На стене в ванной висело большое округлое зеркало. Не вытираясь, Томми стал разглядывать свое загорелое тело и мускулы, которые он с таким усердием накачивал. Это было тело мужчины, созданного для того, чтобы восхищать женщин во всем мире.