Материнский инстинкт

Яна всегда придавала большое значение мнению окружающих. Она и раньше старалась выглядеть «как все», не раздражать своим видом и поведением людей. Во время беременности эта черта характера обострилась и превратилась в мнительность. Сначала её волновало, что на ранних сроках она мало напоминала даму в интересном положении – скорее располневшую, запустившую себя женщину. Когда выпуклый живот спутать с лишним весом было уже невозможно, Яна наконец-то осознала, что прежняя спортивная фигура исчезла года на два. Неспособность самостоятельно надеть обувь и выбраться из душевой кабинки пугала её, но ещё больше ужасала мысль, что всё это видит муж. Она боялась, что перестала быть стройной и сексуальной, а превратилась в неповоротливого, вечно уставшего бегемота.

С восьмого по девятый месяц Яна полностью уверилась, что беременность не красит женщину и тот, кто сказал: «Беременная женщина не может быть некрасивой», нагло соврал – по доброте или по глупости. Может, просто никогда не видел даму на сносях. Нос превратился в картошку, губы – в валики, пальцы – в сосиски. Радовало только то, что Яна так и не столкнулась с токсикозом, даже первый триместр не приходилось сгибаться над унитазом.

Обручальное кольцо перестало надеваться на палец в начале седьмого месяца. Яна молча страдала от сочувственных, а порой и осуждающих взглядов прохожих и случайных собеседников. Ей казалось, что все только и думают о том, что она мать-одиночка, и провожают пристальными взглядами.

Яна так сильно зависела от чужого мнения, что, даже разговаривая по телефону при посторонних, говорила о близких с уточнением их статуса относительно её самой, чтобы тем, кто стал случайным свидетелем разговора, всё было понятно. Если наступали на ногу или толкали – молча сносила оскорбления, если обсчитывали в магазине – неловко улыбалась, но опять же молчала. Ей не хотелось, чтобы думали о ней плохо, считали её склочной или грубой.

День, когда Яна впервые вышла на улицу в мятой одежде и оскорблением ответила на оскорбление, совершенно стерся из памяти. Она словно превратилась в другого человека, обросла защитным панцирем, потеряв чувствительность к волнениям и перипетиям мира. Мелкие повседневные раздражители стали настолько незначительными, что даже многократные увольнения она воспринимала как неудобства и не более. Теперь Яна легко отделяла важное от второстепенного, не тратя силы на переживания из-за пустяков.

Раньше она бы никогда не позволила себе отпуск из-за простуды, боясь подвести кого-нибудь из коллег или накопить дела. Теперь же, получив от Арсения Павловича добро на отгул до конца недели, Яна принялась самозабвенно болеть. С чистой совестью куталась в халат и валялась на диване, периодически делала вылазки на кухню за чаем и супом.

Уже в среду Яна отправилась на утреннюю пробежку и выкатила из-под шкафа гантели. Насморк её не слишком беспокоил, главное, что самочувствие стремительно улучшалось. Воспользовавшись свободным временем, она выучила десяток новых слов на японском, пришила все оторванные пуговицы, наконец-то вымыла окна и побродила по просторам интернета.

Так Яна узнала название цветов, что принёс Демьян. Оказывается, мелкие белые цветочки – это фиалки и на языке цветов их подношение значит: дай мне шанс, ярко-алые цветы в букете – азалии, их значение не менее трогательное: позаботься о себе ради меня. Яна сильно подозревала, что Демьян прекрасно осведомлён о тайном смысле преподнесённого букета. Сам же даритель после понедельника ни разу о себе не напомнил. Яна несколько раз брала телефон, пристально рассматривала номер Демьяна и откладывала трубку в сторону.

В четверг мобильник разрядился, и она благополучно забыла о связи с внешним миром. На следующий день, ближе к вечеру, она всё-таки поставила телефон на зарядку.

Яна планировала навестить непутевую мамашу Шалюкову и убедиться, что с ребёнком всё в порядке. Она уже обулась и взялась за ручку двери, когда услышала пиликанье – сигнал о пропущенных звонках. На мгновенье она задумалась, потом опустилась на колени и, задрав стопы, поползла в комнату на четвереньках. Отсоединив зарядку, Яна тем же способом вернулась в коридор и только там посмотрела на экран. Телефон злобно подмигивал пропущенным звонком от Демьяна. Яна раздражённо фыркнула, стукнула кулаком по двери и вышла на лестничную площадку.

Она спускалась по лестнице, прижимая трубку к уху. На первом этаже с досадой обнаружила, что сердце колотится вовсе не от быстрой ходьбы. Наконец, в телефоне что-то щелкнуло, знакомый низкий голос прозвучал, словно через слой ваты:

– Добрый день, Яна. Нужно иногда заряжать телефон.

Она не успела ответить – вышла из подъезда и замерла: прямо перед ней стоял Демьян. От неожиданности Яна отступила назад, потом шумно выдохнула и спрятала телефон в кармане.

– Караулите, что ли?

Демьян неопределённо пожал плечами и тоже убрал трубку. Бледное солнце осветило его плечи, спрятав выражение лица.

– Делать мне нечего.

Яна опустила взгляд, скрывая довольную улыбку.

– Вы на машине?

– Нет. Я сейчас не вожу. Из-за ноги.