Матерый мент

Его родители встретились поздно, уже вполне сложившимися, зрелыми людьми, что вовсе не помешало им глубоко и искренне любить друг друга. Они очень хотели ребенка, но решились на это не сразу. Дело в том, что у матери Андрея был порок сердца, и исход беременности и родов представлялся врачам весьма сомнительным. Проще говоря, роженица вполне могла умереть, и супругам Алаторцевым это было прекрасно известно. Однако мать Андрея проявила редкостную настойчивость и силу характера, смогла убедить мужа пойти на риск и в тридцать шесть лет родила долгожданного первенца. Но надеяться на повторение этого события счастливым родителям не приходилось: приговор медиков был однозначен и категоричен – еще одной беременности больное сердце женщины не перенесет, Алаторцева умрет, не дотянув до родов. Маленький Андрюша стал кумиром и деспотом семьи, родители ни на минуту не забывали, какого риска, каких мук, душевных и физических, стоил им их мальчик. Любое его желание быстро приобрело силу закона, а семья жила достаточно зажиточно, чтобы исполнять прихоти маленького центра вселенной. Его мать тогда была старшим преподавателем кафедры общей ботаники МГУ, а отец, Андрей Николаевич, – «широко известным в узких кругах» физиком-ядерщиком. Конечно, ни в ясли, ни в детский сад Андрей не ходил ни дня. Ольга Петровна Алаторцева, которую искренне любили студенты и коллеги, более чем на десять лет рассталась со своей работой ради сына. Андрей привык, что этот мир вращается вокруг него и по его законам.

К семи годам он прекрасно читал и писал, неплохо знал историю и географию и, по общему мнению, по уровню развития вполне соответствовал третьему-четвертому классу. Правда, музыка, для обучения которой было куплено старинное, но в превосходном состоянии пианино, у мальчика не пошла – все усилия Ольги Петровны, находившей все новых учителей, разбивались о полное отсутствие у обучаемого даже намеков на музыкальный слух. Кончилась эта музыкальная пытка тем, что шестилетний Андрюшенька, отлично понявший свое положение в семье, порубил ненавистный инструмент туристским топориком…

Андрей пошел сразу во второй класс элитной школы с углубленным изучением двух иностранных языков – английского и немецкого. Ольга Алаторцева была очень рада, что у ее ребенка появляется годовая фора для поступления в вуз, в самом крайнем случае – при провале на вступительных, во что, конечно, не верилось, – армия не висела над Андреем так фатально, как над его одноклассниками. Мысли об армии были черным кошмаром для родителей Андрея. Чтобы их сына, такого умного, тонкого и интеллигентного мальчика, давшегося им столь тяжело и обещавшего в будущем столь много, и… в эту мерзость?! Ни-ко-гда! Бесспорно, Алаторцевых можно было понять – как раз под окончание Андреем школы началась позорная афганская авантюра, а образ «несокрушимой и легендарной», «школы мужества, которую должен пройти каждый юноша», был похоронен задолго до этого, как и прочее пропагандистское мочало. Но Андрей, одаренный от природы точным и четким аналитическим умом и слышавший разговоры на эту тему лет с десяти, сделал для себя несколько неожиданный, но вполне непротиворечивый вывод. «Кто-то пойдет служить, но я не пойду в любом случае. А кто же пойдет? Они, – рассуждал он сам с собой. – Значит, есть и они – быдло, скот, который не заслуживает ничего другого. Об этом лучше помалкивать, но забывать не стоит!» В дальнейшем эта философская максима Андрея Алаторцева смягчалась, видоизменялась, обрастала аргументами и контраргументами, оговорками и дополнениями, но в стержневой основе своей оставалась прежней.