Матрос с Гибралтара

Приплыли мы туда ранним утром. Мы уже проснулись и читали за своей загородкой. Я бросила книгу. И смотрела на этот город, где я так долго и безуспешно искала его. А муж сидел рядом и наблюдал, как я смотрела. Он тоже перестал читать. В полдень я попросила у него разрешения спуститься на берег и немного прогуляться. Он ответил: «Нет, вы не вернетесь назад». Я возразила, что, мол, его уже давно нет в Шанхае, чего же тут опасаться, просто мне хочется часок прогуляться по городу, не больше часа, вот и все. Он ответил: «Нет, пусть даже он уже не здесь, вы все равно не спуститесь на берег». Я попросила, пусть пошлет со мной кого-нибудь из команды, если так ему будет спокойней. Он сказал: «Нет, я не доверяю ни одному человеку». Тогда я спросила, неужели он считает, что вправе запретить мне выйти в город, не кажется ли ему, что ни один мужчина, кем бы он ни был, не вправе совершать такое насилие над женщиной, кем бы она ему ни приходилась. Он ответил, что вправе, потому что он всего лишь пытается для моего же блага помешать мне совершить безрассудство. После этих слов я уже больше ни о чем его не просила. Было видно, что он очень мучается, но я знала, что все равно ни за что не уступит. В полдень мы ничего не ели. Каждый в своем шезлонге, мы сидели и только ждали, когда наконец отплывем. Он прекрасно понимал, что я готова убить его, но, видно, считал, что иначе и быть не могло, и ему это было безразлично. Так прошел день. Наступил вечер. Тьма окутала весь город. А мы все так же сидели и ждали, когда отплывем. Он — ни на минуту не сводя с меня подозрительного взгляда, и я — готовая убить его. Город осветился огнями и сделался красный. Его свечение доставало до палубы, где мы за своей решеткой сидели и глядели на него. До сих пор как сейчас помню лицо мужа в этом освещении. Я еще раз попросила разрешения выйти в город, пусть бы даже с ним, если хочет. Он ответил: «Нет, не могу, лучше уж убейте меня». Яхта отплыла где-то около одиннадцати. Время тянулось бесконечно, пока город наконец не исчез в ночи. Сама не знаю, почему я тебе все это рассказываю. Должно быть, потому, что с этого самого дня у меня снова появилась какая-то надежда, я хочу сказать, я начала верить, что смогу бросить мужа, что, возможно, в один прекрасный день смогу начать жить по-другому, не так, как жила тогда. Как? Ведь таких вещей никогда ясно себе не представляешь, скажем, как-нибудь повеселей, поинтересней, что ли. С того самого страшного дня, когда я глядела, как над Шанхаем опускались грязные сумерки, жизнь с мужем мало-помалу сделалась для меня вполне терпимой. Мне казалось, что теперь я смогу бросить его с такой легкостью, что время побежало совсем незаметно. И все-таки понадобилось целых три года, пока я и вправду ушла от него. Ты ведь и сам говорил, лень… Но, даже если можешь очень долго ждать, пока не сделаешь, что решил, это вовсе не значит, будто ты вообще не способен это сделать. Я это сделала, но только три года спустя.

Прошел год, мы были в Париже. Когда он говорил мне о будущем, я улыбалась, как, конечно, никогда не могла бы улыбаться, если бы верила в будущее вместе с ним. Я была с ним ласкова. Неужели он иногда верил, будто я могла забыть своего матроса с Гибралтара? Как знать, может, и верил. Но, во всяком случае, это продолжалось недолго, от силы год.

— А что потом?

— Я снова с ним встретилась. Дважды. В первый раз, а потом, четыре года спустя снова, во второй. В тот раз мне даже удалось немного пожить вместе с ним.

— У тебя что, правда, больше нет времени?..

— Нет,— ответила она,— у меня, правда, больше нет времени.

Она замолкла. Время потянулось еле-еле, так всегда бывает, когда забудешь о нем, а потом снова вспомнишь. Солнце садилось. Я курил. Внезапно она глянула на часики, потом направилась в бар, принести чего-нибудь выпить. Протянула мне стакан вина.

— Пора,— проговорила она.

— Странная история,— заметил я.

— Да нет, ничего странного, история как история.

— Я имею в виду не только твою историю,— пояснил я.

Она испугалась, потом как-то почти сразу успокоилась.

— Раз ты так говоришь,— заметила она,— значит, едешь…

— Мне жутко страшно,— признался я.

— Не бойся,— успокоила она.

— Знаешь, всегда чего-то ждешь,— признался я,— будто что-то вот-вот вынырнет из Вселенной и устремится тебе навстречу.

— В таком случае,— ответила она,— раз уж к тебе протягивается рука, так ли важно — то ли это, чего ты ждешь, или что-то другое…

— И то правда,— согласился я,— так ли уж важно, оно или не оно. Да пусть бы даже и оно, все равно это гиблое дело, и потом, ведь не каждый день выпадает…

Она перебила меня.

— Никогда не надо зарекаться…— начала было она.

— Да успокойся ты,— заверил я,— не волнуйся ни о чем, поверь, тебе не о чем, ну, совсем-совсем не о чем тревожиться.

— Я хотела сказать,— как-то медленно, с расстановкой проговорила она,— никогда не знаешь, что с тобой может случиться.

— Ты права,— согласился я,— но в любом случае, тебе не о чем тревожиться.

Она посмотрела на меня как-то нерешительно, даже недоверчиво.