Мазарини

За этим давно забытым, но справедливым возвеличиванием провинции следует более развернутое рассуждение (на него редко обращают внимание) о «контрактном характере» королевства. С одной стороны, некоторые территории находятся вне границ королевства: напомним, что Наварра тоже являлась королевством, но монарх, со времен Генриха IV, был один, и это нашло отражение в королевских актах и на монетах. С другой — это важный нюанс: некоторые провинции теоретически остаются за пределами королевства, хотя имеют того же суверена, дофина в Дофине, графа в Провансе, и ордонансы Людовика XIII содержат все эти титулы. Другие провинции, находившиеся внутри государственных границ, часто являлись старинными герцогствами и графствами и имели самоуправление. Объединены такие провинции на жестких условиях: когда Карл VII отобрал у англичан (1451 год) Гиень[24], он заключил договор с тремя «государствами», правившими этим краем, обязуясь соблюдать их «законы и обычаи»; Людовик XI поступил так же в Гаскони[25]

(1475 год) и Провансе (1481 год). Франциск I действовал подобным образом в Домбе[26] (1523 год), в обширной, процветающей и очень независимой Бретани[27]

: сначала был провозглашен только союз, основанный на «брачном акте королевы Анны» (1491 год); «союз с короной» состоялся лишь в 1532 году, для чего понадобилось голосование Штатов Бретани в пользу дофина, внука их последней королевы… Этот ультрапривилегированный союз позволил бретонцам никогда не платить ни талью, ни габель, а в 1789 году они не желали участвовать в Генеральных Штатах королевства. В Руссильоне[28], тоже заграничной провинции, Людовику XIV пришлось в 1659 году пообещать, что он будет уважать не только привилегии, но даже язык Северной Каталонии. С каждым новым присоединением король брал на себя подобные обязательства и выполнял их… когда это было ему выгодно.

Для нас — французов, живущих в едином государстве и знающих, в принципе, один главный закон (хоть мы иногда и обходим его!), подобная структура, одновременно неравноправная и федеральная (впрочем, федеративные государства — не такая уж редкость), завуалированная рассуждениями об абсолютизме, может показаться признаком слабости. Да, слабости имели место, но лежали в другой области, и мы о них еще поговорим. Но скажите, какое государство в Европе было в те времена по-настоящему единым? Католический Король правил многими королевствами, в том числе Португалией. Германия — более 300 государств — была всего лишь географическим и языковым объединением, слабый император находился в катастрофическом положении, его теснили турки. Прекрасная и богатая Италия, частично оккупированная Испанией, делилась на несколько лакомых частей и множество маленьких княжеств. Страна, которую называли — неудачно — Голландией, подавлявшая мир своим богатством и технической оснащенностью, состояла… из объединенных провинций, которые и дали ей имя. Что до Англии, которая была когда-то великой и потом вернула себе былое величие, в 1643 году ее раздирали внутренние противоречия.

Французское королевство, какой бы странной ни казалась его конфигурация, внушало уважение численностью населения и богатством ресурсов, репутацией монархов (и даже дворян), а также своим прошлым.

И все-таки секрет могущества этого королевства зависел главным образом от людей, его населявших.

Люди

В той Франции 1643 года, приплюснутой с правого бока, с отрезанной макушкой и лишенной одной ноги, жили 16—18 миллионов жителей мужского и женского пола. Привести более точные данные невозможно из-за отсутствия достоверных документов, если не считать нескольких местных переписей, более или менее точных. Конечно, современные статистики получили цифры, умело воспользовавшись позднейшими источниками, в том числе церковно-приходскими книгами, но это всего лишь первый шаг. По последним подсчетам, сделанным Жаком Дюпакье, население Франции в 1650 году достигало 18,5 миллионов человек с учетом присоединенных Артуа и Руссильона, но без учета большой части Эльзаса, завоеванной в 1648 году: таким образом одна ошибка компенсирует другую. Придется согласиться с такими подсчетами за неимением лучшего.