Мазарини

По многим важным вопросам премьер-министр не имел четкого и определенного мнения, а по некоторым и вовсе его не имел. Джулио не слишком хорошо понимал сущность парламента (он кое-что знал разве что о парижском), парламентариев и даже простого чиновника: в Италии чиновников не было, во всяком случае, такого рода, и потому торговли должностями не существовало (исключение — Венеция). Я бы сказал, что продажность в Италии имела меньший размах. Мазарини плохо представлял себе политические силы великого города Парижа (столь не похожего на Рим), обожавшего и ревностно оберегавшего в своем лоне ребенка-короля. Время обучит Его Преосвященство.

Мы не можем с уверенностью утверждать, что Джулио постиг все хитросплетения и силу интриг двора, немедленно попытавшегося удушить его с помощью вчерашних изгнанников и бесконечных заговоров, пустых и опасных, но весьма многочисленных.

Министру пришлось очень быстро и точно определить статус — он никогда не был четко зафиксирован, оставаясь подлинной «тайной» королевской власти, — регентского правления при короле, который должен был достигнуть законного совершеннолетия (то есть тринадцати лет) только восемь лет спустя.

Да, королева безоговорочно распоряжалась (даже Парижский парламент, к счастью, признал это!) «воспитанием» юного короля (позже она доверила дело крестному отцу) и «свободным неограниченным и полным управлением всеми делами королевства», имея право выбирать «честных и опытных людей, которым посчитает возможным поручить представлять дела в советах […], не будучи при этом обязанной следовать за решением большинства голосов». Заметим, что подобная норма не давала королеве права, кроме права выбора министров, на неограниченную, неоспоримую власть.

Как женщина она не могла командовать войсками: в XVII веке, как и в Средневековье (именно тогда родился «режим», который при Мазарини еще называли «старым»), следовали простой истине, гласившей: «Кто держит веретено, не может держать шпагу». Следовательно, необходим был «королевский наместник», а им мог быть только дядя маленького короля Гастон Орлеанский, от которого можно было ожидать всего — только не самого лучшего и не самого худшего.

В эпоху Регентства было обычным делом, когда самые разные советы сливались в один и все гранды королевства или те, кто себя таковыми почитал (в том числе парламентарии высокого ранга), «получали право входа» в объединенный совет, устремлялись туда, произносили речи, разглагольствовали, о чем-то просили, чего-то требовали. Мазарини охотно позволил бы им болтать (у королевы не хватало терпения), лишь бы они не мешали ему эффективно управлять страной вместе с регентшей и несколькими верными друзьями. Но вот вопрос: хорошо ли Мазарини взвесил бесконечные политические и финансовые притязания сей блестящей когорты, чье опасное самодовольство, слава Богу, уравновешивали никчемность и бесконечные ссоры?

Законники, особенно парижские парламентарии, снова начали заявлять, что их роль должна возрасти, поскольку регентство-де не является «полноценным правлением», и что ни один серьезный вопрос, особенно в области финансов, не может быть разрешен без их утверждения. Мы увидим, что они были способны очень далеко продвинуться в этой области и в некоторых других.

Гордая Анна Австрийская слегка презирала напыщенных «судейских крючков», вышедших из самых низов, они сильно раздражали и Людовика XIII и Ришелье. Королева полагала, что эти люди вряд ли смогут составить иную, кроме словесной, оппозицию, разве что сделают несколько неприятных заявлений. Вначале Мазарини, занятый другими делами, обращал мало внимания на эти вещи, однако, вникнув, принялся «оттачивать привычное оружие»: изысканно-льстивую вежливость, завуалированное коварство, долготерпение (в этом его никто не превзошел), классическую игру политического тактика — разделение противников и подкуп того, что зовут совестью… Тактика Джулио оказалась весьма эффективной, хотя королевская чета еще десять лет терпела неучтивые речи, неприятные высказывания и даже угрозы.