Маздак. Повести черных и красных песков

В первое же знакомство Лев-Разумник крепко взялся за шнуровку куртки Авраама, приблизил к самому его лицу свои выкаченные глаза и принялся объяснять смысл правды Маздака. Маленького Аббу передернуло, и он грубо оборвал его. Так случалось всякий раз, но Лев-Разумник вечно ходил за Аббой и значительно поднимал палец вверх, когда тот говорил. Может быть, потому, что был Абба из дома самого экзиларха иудеев Ктесифона и Междуречья…

Абба беспощадно определял требования к своей общине. Раздача среди неимущих всего того, что на складах у торгующих, раздел земли и воды, а также рабов…

— Вы посмотрите на нашего Хисду бен Арика! — гневно говорил он. — У него земли — другого конца не увидишь. И вся эта земля вдоль канала: пить ему можно с утра до вечера, уж поверьте мне. И двадцать рабов варят у него черное вавилонское пиво, которое продают на всех базарах до самого моря. На одном этом он зарабатывает тысячи. А с бедняков евреев, которым сдает землю, сдирает половину выращенного. Или Иошуа бен Гуна, виноторговец. Кроме вина он отправляет в Карку ежегодно по десять тай яров изюма. А что делать тому, кто сажает и поливает виноградную лозу? И лучше ли поступают торгующие, такие, как мой высокий дядя?!.

Авраам был у маленького Аббы. Тут они свободно ходили друг к другу: христиане, иудеи, огнепоклонники.

— Ты не знаешь, что такое наши евреи, — сказал Абба по дороге с раздражением и как будто стесняясь. — Эта мелочная иудейская спесь, вечная грызня о достойном месте в синагоге, глубокомысленные споры по какой-нибудь букве в книге. О, эта тупая вера в книгу! Если в книге написано, что дождь, то пусть камни плавятся от солнца — еврей закутается в плащ. И самое страшное, что ему будет хорошо. Силой воображения он выживет…

На царской половине Ктесифона стоял дом экзиларха. Там же был и дом епископа мар Акакия, к которому приходил Авраам сразу по приезде из Нисибина. И церковь с синагогой стояли напротив. Говорили, что спор издавна шел между ними, чья крыша выше, а гонитель христиан и иудеев — вазирг Михр-Нарсе хорошо пополнил когда-то свою и царскую казну. За каждый разрешенный вверх ряд кирпича он брал с той и другой общины столько же серебра по весу, пока раввин с епископом сами не договорились оставить соревнование…

В передней половине огромного дома экзиларха все крылось хорасанскими и согдийскими коврами, сияло арийской бронзой. Сзади было проще: один большой столовый зал и длинный дубовый стол на добрых полторы сотни человек. Такой же струганый стол для единоверцев-сотрапезников видел Авраам и у епископа.

На Аббу в доме смотрели ласково, а он покрикивал на всех. Даже своим братом Вениамином помыкал, и тот послушно все исполнял. Широколицего крепкого Вениамина Авраам встречал на торговом дворе у своего родственника Авеля бар-Хенанишо, который водил караваны и имел общее дело с экзилархом…

К Аврааму в доме экзиларха сразу подсел худой разговорчивый старик в потертой ермолке. Он тут же сообщил, что Абба не просто какой-нибудь там Абба, хоть он царский диперан и такой ученый человек. Абба — эта прямой росток дома Давидова, потомок того самого царя Давида, настоящего помазанника божьего, а не какого-нибудь…

Тут старик посмотрел на диперанскую куртку Авраама и сам себе закрыл ладонью рот. Но слова прорвались и опять потекли, потому что молчать старик просто не мог, и руки его летали, как взбудораженные ночные птицы при свете дня… Рав-Кагана был экзиларх, потом мар Гуна, брат его. А после него стал экзилархом евреев Эраншахра другой Рав-Гуна, сын Рав-Каганы по закону, ибо был от прямого ствола Давида. А жена Рав-Гуны была дочерью главы академии в Вавилоне — ученейшего Рав-Хаиины. Понимаете?..

Авраам поспешно кивнул головой.

…Только однажды пошел судья экзиларха в Вавилов, чтобы устроить чтение по спорным вопросам Талмуда, но не допустил его Рав-Ханина. И вызвал тогда экзиларх этого Рав-Ханину в Махозу, как называют евреи Ктесифон, и велел стоять ему день и ночь у Западных ворот, Приказал экзиларх, и вырвали все волосы бороды его; и приказал не давать ему пристанища. Пошел Рав-Ханина, сел в большой синагоге Махо-зы и плакал; наполнилась чаша слезами, и выпил он ее. И в тот же час случилась смерть в доме экзиларха: все умерли в одну ночь. Остался только вот этот самый Абба в чреве матери его. Понимаете?..

Опять пришлось кивнуть.