Меа

В речке сапфир, луч! вселенский кристалл!

В воздухе, в вольности, с волнами, смятыми

В песне, в бубенчике, в шелесте нив;

С зыбью, раскинутой тминами, мятами,

Сеном, брусникой; где, даль осенив,

Тучка нечаянно свежестью с нежностью

Зной опознала, чтоб скрыться скорей;

Где мед и дыня в дыханьи, — над внешностью

Вечной, над призраком сущностей, — рей!

Вкус! осязанье! звук! запах! — над слитыми

В музыку, свет! ты взмыл скиптром-смычком:

Радугой режь — дни, ночь — аэролитами,

Вой Этной ввысь, пой внизу светлячком!

Слышать, вкусить, надышаться, притронуться —

Сладость! но луч в лучшем! в высшем! в святом!

Яркость природы! Земля! в сказках «трон отца»!

Быть с тобой! взять тебя глазом! все в том!

26 июля 1922

В ДЕРЕВНЕ

НЕ ПАМЯТЬ…

Как дни тревожит сон вчерашний,

Не память, — зов, хмельней вина,—

Зовет в поля, где комья пашни

Бьет в плуг, цепляясь, целина.

Рука гудит наследьем кровным —

Сев разметать, в ладонь собрав,

Цеп над снопом обрушить; ровным

Размахом срезать роскошь трав.

Во мне вдруг вздрогнет доля деда,

Кто вел соху под барский бич…

И (клич сквозь ночь!) я снова, где-то,—

Всё тот же старый костромич.

И с солнцем тают (радуг льдины!)

Витражи стран, кулисы книг:

Идет, вдоль всей земли единый,

Русь, твой синеющий сошник!

Мужичья Русь! Там, вне заводов,

Без фабрик, — обреченный край,

Где кроет бор под бурей сводов,

Где домовой прет спать в сарай,—

Как ты в мечты стучишь огнивом?

Не память, — зов, хмельней вина,—

К стогам снегов, к весенним нивам,

Где с Волгой делит дол Двина!

30 сентября 1923

РОДНОЕ

Березка любая в губернии

Горько сгорблена грузом веков,

Но не тех, что, в Беарне ли, в Берне ли,

Гнули спину иных мужиков.

Русский говор, — всеянный, вгребленный

В память, — ропщет, не липы ль в бреду?

Что нам звоны латыни серебряной:

Плавим в золото нашу руду!

Путь широк по векам! Ничего ему,

Если всем — к тем же вехам, на пир;

Где-то в Пушкинской глуби по-своему

Отражен, склон звездистый, Шекспир.

А кошмар, всё, что мыкали, путь держа

С тьмы Батыя до первой зари,

Бьет буруном, в мечтах (не до удержа!):

Мономахи, монахи, цари!

Пусть не кровью здоровой из вен Земля:

То над ней алый стяг, — трезвый Труд!..

Но с пристрастии извечного вензеля

Зовы воль, в день один, не сотрут!

Давних далей сбываньем тревожимы,

Все ж мы ждем у былых берегов,

В красоте наших нив над Поволжьями,

Нежных весен и синих снегов!

8 марта 1923

ИЗ ЛЕСНОЙ ЖУТИ

Один — в лесную жуть, когда на муть речную

Луной наведены белесые глаза:

Качнуть извет ветвей, спугнуть мечту ночную

И тихо покатить колеса-голоса;

Ждать, как, растя, крутясь, наполнит чуткий шорох

Все тропы тишины, меж корней, вдоль вершин:

Скок диких коней, бег шотландских пони в шорах;

Скрип древних колесниц, всхлип лимузинных шин;

Следить, как там, в тени, где тонь трясинных топей,

Где брешь в орешнике, где млеет мох века,—

Плетясь, в туман всплывут сны пройденных утопий,

Под смех русалочий, под взвизг лесовика;

Гадать, что с выси есть мощь сил неудержимых.

Винт воль, скликающих со звезд свою родню,

Что в мировых тисках, в их неживых зажимах,

Глубь человечества мелеет день ко дню;

И вдруг на луг, к луне, вкруг речки, скоро белой

B дожде зари, стряхнув слезу с листка ль, с лица ль,

Поняв, что камней шквал то, в чаще оробелой,

Встал, меж гостей с планет, германский Рюбецаль.

16 — 17 июня 1922

УМИЛЬНЫЕ СЛОВА

Июньских сумерек лесная

Тишь, где все вычерты чисты,

И свисла сеть волосяная

Пред белой строчкой бересты.

Откуда? — юность не на дно ли

Все сбросила, и кто принес?

Не сны глициний и магнолий,

А северную сонь берез?

Гуди, сквозь годы, рой осиный:

Эрлкёниг, Рейн, бред Лорелей…

Как блекнешь ты под дрожь осины,

В томленьи мят с родных нолей!

Иль кровь, до внуков, донесла нам

Те взлеты кос, те взблестки сох,

И мох, ласкавший лоб Русланов,

В стовековой зной не иссох?

А заводь речки за отлогом

Ждет взгляда — подсказать про стих,

Где, старым ямбом, старым слогом,

Крен слов, умильных и простых.

22 июня 1922

ЛЕСНАЯ ТЬМА

Безлюдье. Глушь. Зеленоватый

Свет. Но в тиши есть голоса,—

Те, чем живут, те, чем чреваты

В июльски жаркий день леса.

Писк птицы; стрекот насекомых;

Скрип двух стволов; да вдалеке,

Меж звуков чуждых, но знакомых,

Моторной лодки треск в реке.

Нет! чу! еще! сквозь мириады

Зеленых листьев — плащ земной —

Шум, что не ведали дриады;

Гудит пропеллер надо мной.

Не знаю, здесь, где полюс близко,

Блуждал ли древле старый Пан,—

Но хищным шипом василиска

Его встревожил бы биплан.

Гуд оживленного металла

Прорезал дали; власть ума

Богов Эллады разметала,

И светит вдруг лесная тьма.

Шум листьев в сумрачном хорале

Притих; идут, смелей, грозней,

Электроплуг, электротраллер,

Чудовища грядущих дней.

19 июля 1923

ДОЖДЬ ПЕРЕД НОЧЬЮ

Брел дождь, расчетливо-скупой,

А тучи смачно висли брюхом,

Чтоб ветер вдруг рванул скобой,

Вдруг взвизгнул по сенным краюхам.

Рожь полегла, уткнув носы;

В лоск были лбы изб и овинов;

И это — тьма, как жужжь осы,

Валилась вниз живой лавиной.

Вниз, вдаль, за грань, верблюжий горб

Земли (путь — пустошь океана),

Чтоб чей-то край, и дюж и горд,

Ее вплел в пальмы и лианы,—

Где нынче свет, блеск, веер вех,

Шум пум, змей смесь, гребни колибри…