Огонь Робина дрогнул от его неуверенности. Его огромные глаза выражали смятение и предательство, но Мисаки видела, как он преодолевал ситуации хуже. Он всегда сражался. Он всегда поступал правильно.
Огонь между его пальцев угас, он опустил взгляд.
Джийя Такеру опустилась рядом с Мисаки, мороз пропал из молекул воды вокруг него. Но Мисаки вдруг стала задыхаться.
Робин уходил? Робин уходил.
Мисаки открыла рот, чтобы крикнуть ему: «Вернись! Прошу, Робин! Забери меня с собой!». Но звука не было. Дыхание замерзло в ее груди.
Такеру сжал ее руку.
— Идем, Мисаки. Тебе нужно быть внутри, где безопасно.
Она онемела, не могла сопротивляться, холодное существ, за которое она вышла замуж, увело ее в дом Мацуды и закрыло двери.
«Почему он ушел? — голос, полный боли, визжал в Мисаки. — Он — Робин. Робин всех спасает. Робин не бросит друга. Почему он ушел?».
Но честная часть нее знала правду: он был просто мальчиком. Несмотря на его способности и достижения, сверхчеловеческий дух, Робину Тундиилу было всего девятнадцать. Он был вне своей стихии, в культуре, которую не понимал, попал между людьми старше и, как он подумал, умнее него. Он поступил правильно, он мог сделать только так, когда она смотрела ему в глаза и сказала уходить.
Робин всегда обращался к ней в делах протокола, политики и людей. Почему она думала, что он магически поймет то, что она сама едва понимала? Почему она ожидала, что он прочтет ее и отреагирует как мужчина? Ответ был неприятный: «Потому что ты боишься сделать это сама. Ты — трусиха, Мисаки».
Если она не могла вести свои битвы, почему Робин должен был ей помогать? Как он мог спасти ее, когда она не поднимала и палец, чтобы спасти себя? Что Робин сделал бы? Бился с Шепчущим Клинком и остальной горой, чтобы забрать ее? Это было ему не по силам. У него не было силы изменить ситуацию… только она могла. И она была слишком слаба, чтобы сделать это.
Трусиха, как она, не имела права на кого-то, как Робин, на будущее с ним. Но она сжалась и рыдала. Громкие всхлипы потревожили бы тишину, привлекли бы внимание мужчин дома Мацуда, так что она заглушила звуки длинными рукавами.
Такеру нашел ее сам ваати спустя, сжавшуюся посреди спальни, трясущуюся.
— Мисаки…? — его обычно холодный голос приобрел нотку тревоги. — Ты в порядке?
— Да, — скрывая лицо, Мисаки заставила слезы испариться, подавила дрожь. — Да, Такеру-сама.
На следующий день Мисаки нашла сумку, которую Робин оставил ей, спрятанную под углом крыльца. Там была только одна вещь: меч, который был ее спутником во всех их приключениях — последняя просьба вспомнить все, что у них было.
Она сидела на коленях, пряча Дочь Тени, долгое время, гладила рукоять из зилазенского стекла. Тоу-сама говорил, что были вещи лучше и красивее, чем пыл боя.
«Ты поймёшь, когда у тебя будут дети», — это будет того стоить, когда у нее будут дети.
Тоу-сама обещал.
ГЛАВА 20: ПРОШЛЫЙ РАЗ
Мисаки пришла к логическому заключению, что она была в Аду. В пострадавшем мозге только это имело смысл. Ни одна ночь на Дюне не тянулась так долго, как та ночь в бомбоубежище в Такаюби. Где-то в хаосе пуля попала по ней и отправила ее душу в огни вечности. Ее искаженная душа не могла пройти в покой Лааксары. В этом был смысл.
Но утром громкоговорители сообщили, что место было безопасным, и двери бункера открылись, впуская свет смертного мира.
Яркость сначала ослепила. Мисаки моргала, растерявшись, оказавшись в реальном мире, тело болело и было живым. В тумане она опустила взгляд и поняла, что Изумо не было на ее коленях.
Паника подняла ее на ноги, посылая уколы боли в грудь. Она щупала себя, нашла пустые ножны Сираденьи, но ребенка не было.
— Изу-кун? — взволнованно повернулась она. — Нага-кун?
Глаза привыкли и увидели Аюми в руках одной из женщин Мизумаки, но где были ее сыновья? Она вдохнула для крика, когда нашла их. Ее плечи расслабились, она издала тихое:
— О.
Изумо был в руках в саже, спал у груди Ацуши. Ночью, наверное, в поисках контакта с человеком, или чтобы утешить рыдания, которые Мисаки не слышала, сын кузнеца забрал младенца. Нагаса пробрался под руку Ацуши и уснул с головой рядом с Изумо, а Хироши прислонился к ним спиной к детям.