— Так ведь непраздна суложь его.
— А ты откуда знаешь?..
— Да знаю уж…
Милава выглядела стройной по-девичьи, но после всего, что было за эти дни, Куделькино ведовство никто сомнению не подвергал: сказала — значит, так оно на самом деле и есть.
— Бусы… — думая о своем, пробормотала Крапива. — Моего батюшку по мечу так вот узнали. На два города татем ославили…
Искра пообещал:
— Скоро сведаем, что к чему. Может, на Замятню тоже кто свою вину возложить хочет, как на батюшку твоего…
Старик вернул женщине ложку и ласково шлепнул внученьку пониже спины. Потом поднял небольшой блестящий топорик и принялся обтесывать длинную деревяшку, мастеря что-то по хозяйству. Было заметно, как утратили проворство его движения, когда Милава скрылась внутри и хорохориться стало не перед кем. Немного погодя старик и вовсе привалился спиной к нагретой стенке избы, положил руки с топориком на колени и блаженно застыл, подставив лицо солнышку. Так, словно хотел отдохнуть от тягот и трудов всей прожитой жизни.
— Совсем дряхлый, — проворчал Страхиня. — Его здесь оставим, все равно идти долго не сможет. Что смотреть, пошли женщину заберем…
— Погоди, — внезапно воспротивился Искра. — Не можно так…
Варяг удивился:
— Что?
— Не можно, — твердо повторил Искра. — Ты непраздную собрался через болото тащить?
Две девушки и Харальд смотрели то на одного, то на другого. Искра успел стать признанным вожаком. Страхиня пожал плечами — а что, дескать, с ней станется? Искра неожиданно побелел:
— Моя мать непраздна была, споткнулась… Болеть стала… Меня на свет родила, а сама уж и не поднялась…
— Ну так что? — спросил Страхиня. — Ждать собираешься, пока Волдырь с десятком людей сюда припожалует? Он эти места вроде покидать собирается, значит, и за женщиной завернет… Что делать-то будешь?
— А ты что делать собрался? — спросила Куделька. — Нож к животу ей приставишь, Волдырь чтобы сговорчивей стал?..
Страхиня ничего не ответил, лишь тяжело посмотрел единственным глазом. Тойветту вовсе помалкивал, хотя про себя был с ним
(пропуск)
мых глаз бородой и такой же грязный, как все, шел Замятня Тужирич. Как все, он тащил большой заплечный мешок и был увешан разным имуществом, необходимым воину в дальнем пешем походе. А на правом запястье, свисая из кожаного рукава, желто-красными огоньками переливалась низка крупных каменных бус.
Тех самых бус…
Тучи меж тем вновь затягивали выглянувшее солнце. Опять становилось холодно и неприютно, и островок больше не был сказочной нарядной игрушкой — посерел и словно съежился, почуяв беду…
Старика разбудило неприязненное ворчание лайки. Открыв глаза, он поспешно поднялся на когда-то резвые ноги, оглянулся на избушку (и до чего же беспомощным был его взгляд!..) и заковылял навстречу находникам:
— Гой еси, господине… Поздорову ли добрался?..
— Волдырь где? — не здоровавшись рявкнул в ответ Вадимов боярин. — Сгинул куда? Старик развел тряские руки:
— Мы того не ведаем, господине… Гостем будь, у Милавы только что ушица поспела…
Пес, в отличие от хозяина, не стал задабривать зловещих пришельцев. Подбежал к самому краю воды и разразился яростным лаем. Милава в избе услыхала, встревоженно выглянула наружу… как раз когда черноухий схватил за штанину самого первого вступившего на сухое. Молодой гридень раздосадованно перевернул копье и одним движением пригвоздил лайку к земле.
— Что творите!.. — ахнула женщина и бросилась к ним.
Пес корчился, скреб землю лапами и хрипел, кусая прочное древко. Старик что-то понял и вскинул клюку, загораживая путь выбиравшимся на остров мужчинам. И крикнул неожиданно зычно:
— Беги, Милава!.. Беги!..
Поздно. За этот крик тут же досталось ему в висок кулаком в толстой кожаной рукавице. А много ли надо ветхому старцу?.. Запрокинулся, задрал к небесам белую бороду… свалился наземь и остался неподвижно лежать. Подлетевшая Милава склонилась было над ним:
— Дедушка!..
Ее сцапали сзади за локти, подняли.
— Ничего с ним не сделается… Волдырь где?
— Не ведаем мы… Он нам не сказывает…
Замятня подошел и встал против нее:
— Не ведаешь, значит? А из-под руки высматривала кого?
Молодая женщина облизнула пересохшие губы, не находясь с ответом.
— По нам тосковала, может?.. — заржал молодой голос.
Милава озиралась, натыкаясь взглядом то на похотливые рожи кругом, то на распростертого (дышит? не дышит?..) деда, то на сверлящие глаза Замятни. Тот, что проткнул копьем лайку, выдернул наконечник, схватил за шиворот все никак не умиравшего пса и забросил его подальше в болото. И, громко выругавшись, затряс рукой, которую лайка ему чуть не последним усилием все-таки прокусила.
Другой гридень скрылся в избе и очень скоро выволок наружу два узелка с нехитрым скарбом деда и внучки:
— Вона!.. Уходить собирались!..
Над головой слабо барахтавшейся лайки сомкнулась трясина, всплыли и лопнули кровавые пузыри. Последние гридни выбрались на берег и вынесли сделанные из двух копий носилки. Там лежал раненый, у которого почернела нога, вспоротая сучком. Ногу отняли по колено, так что из-под плаща торчал всего один сапог. Лицо у раненого было землистое и в поту.