Меченая огнем

Черты лица – жёсткие, грубоватые. Впрочем, большинство женщин сочли бы гостя привлекательным и даже красивым. Однако прямой немигающий взгляд золотых глаз с вертикальными зрачками показался Брюхоскупу подозрительным, пробудив неприятное чувство беспокойства.

Одет путник был как-то странно. Белая льняная рубаха с золотистой вышивкой по краям и с завязками возле ворота доходила почти до колен. На поясе висели ножны. Рукоятка, выполненная в форме змеи с зелёными изумрудами глаз, выглядывала из-под епанчи. Вместо привычной красной, которую носили ксеничи да анничи, она была белой с золотистой каймой, скреплённой застёжкой в виде свернувшейся кольцом змеи. Бежевые порты были заправлены в пыльные светлые сапоги из мягкой кожи. Богатый гость – хороший гость.

– Как угодно будет господину, – поклонился Брюхоскуп, подобострастно растягивая толстые губы в улыбке. – Радомирка! – позвал он служанку, и та появилась, точно выросла из-под земли. – Проводи господина в комнаты наверху да стол накрой. Чай, господин устал после дороги, отдохнуть желает.

Она быстро поклонилась и жестом позвала гостя за собой.

«Чудно, – подумал про себя Брюхоскуп, глядя ему вслед. – Ей-ей, чудно. Таких постояльцев здесь ещё не бывало. Странно так одет… И ни слуги, ни ратника… Интересно, откуда он пришёл?.. А, впрочем, платит – и Черног с ним!» Развернувшись, он прикрикнул на служку. Малец от испуга выронил поленья, а хозяин пошёл на кухню поторапливать кухарку с обедом.

Старый Бюхоскуп соврал, говоря, что богаче только у аннича. В большой комнате находилась огромная кровать с мягкой периной под балдахином, дубовый сундук, обитый позолоченным железом, да камин. Пол устилали медвежьи шкуры. Возле окна – стол с резными ножками и письменными принадлежностями. Как и внизу, по углам висели пучки высушенной полыни. Пахло неприятно, но два дня перетерпеть было можно.

– Это комната для господина, – проворковала служанка и открыла дверь, которая находилась слева от камина. – А это – для слуги.

Там стояли лишь жёсткая кровать, грубо сколоченный стул да сундук.

– Нет у меня слуги. А, впрочем, здесь и останусь.

– Не желает ли господин что-нибудь? – услужливо спросила Радомирка, с девичьим любопытством разглядывая постояльца. Одновременно она обдумывала, что ещё можно предложить, чтобы обратить на себя его внимание.

– Пусть воды принесут. Я хочу искупаться после долгой дороги, – небрежно бросил гость и, поймав на себе изучающий взгляд служанки, насмешливо приподнял бровь.

Та залилась краской и, коротко кивнув, выскочила из комнаты.

Оставшись один, Странник скинул епанчу на кровать и выглянул в окно. Двор пустовал, но он догадался, что не пройдёт и трёх часов, как его заполонят люди – гости да расторопная прислуга. А после заката корчма наполнится весельем да пьяными голосами…

Ледяной сквозняк пробрался под рубаху.

– Зачем пришла? – не оборачиваясь, спросил Странник.

Послышался тихий переливчатый смешок.

– Да вот поговаривают, – во вкрадчивом женском голоске звенела неприкрытая издёвка, – будто в землях гардианских правитель войска собирает.

– Так радовалась бы, – презрительно бросил он и повернулся к непрошеной гостье. Та стояла посередине комнаты и не сводила с него пристального взгляда. Черноволосую голову украшал костяной венец, а с пояса свисал серебристый серп. – Тебе и твоим стервятникам пировать, Морана. Или ты выбралась из Чертогов, чтобы меня о готовящейся войне рассказать?

– Это не просто война. Гардианскому правителю Черног помогает. Старая обида его заела. Поквитаться хочет.

Странник подошёл почти вплотную к Моране, наклонился к её лицу и с шумом вдохнул воздух. Испещрённые мелкими шрамами губы растянулись в хищную улыбку.

– Что я слышу? Неужели сама богиня Смерти испугалась?

– У тебя слишком мало времени, – она отшатнулась. – Пока Черног набирается сил. Но ежели Тёмный Бог придёт к власти, мир в крови утонет.

***

Под ногой хрустнула ветка, и рыжебородый пихнул соседа в плечо.

– Да тихо ты! – зло прошипел он. – Пока ведьма нас не услышала. Али раньше времени с Мораной хочешь повстречаться?

Парнишка напряжённо тряхнул головой и покрепче стиснул рукоять самодельного ножа.

Лесную тишину нарушало лишь журчание ручейка, спрятавшегося в овражке, да шелест листвы. Ни шороха пугливых зайцев, ни пения птиц. Только золотистые лучи солнца, пробивающиеся сквозь изумрудные кроны, да прохладный ветерок.

Шагающий впереди чернявый наёмник резко остановился и поднял руку. Потом поманил второго за собой к кустам.

– На вот, – он сунул парнишке тряпку. – Уши заткни.

– А это ещё зачем? – удивился тот.

– А потому как ведьма сладкоголосая, как птица Сирин, – прошептал рыжебородый. – Зачарует, – окажешься в дремучей чаще. Один и без портков, – и, еле слышно заржав, принялся обматывать голову тряпицей.

Внезапно кусты зашевелились. Троица притихла и, не сговариваясь, отползла в сторону. Чернявый снял с плеча арбалет и, целясь перед собой, крадучись обошёл кусты.

Увидев мужика с оружием наперевес, заяц испуганно перестал жевать лист и бросился наутёк.