Меченая огнем

– А впрочем, чего греха таить, – помолчав, точно собираясь с мыслями, он принялся рассказывать: – Отправил нас Грознослав к Хладному морю. Дескать, Кочевники совсем распоясались. Наши валы охранные повадились бить. Лет двенадцать назад это было. Как сейчас помню, нас тогда с одним сопляком в разведку кинули. Их лагерь стоял в десяти вёрстах от наших позиций. А через два дня мы ночью на них напали… Ох, и славная битва была! Мне тогда каган лицо изорвал. Думал, сожрут, собаки северные. Ан нет, поперхнулись, отродья! Никого из них не осталось… Всех перебили. Благо отряд с востока подтянулся. Ну, а дальше начался делёж, кто что себе забирает. Дошло до баб, коих там немного было, тех, что из захваченных деревень уводят да потом по своим нуждам таскают. Сам понимаешь, мужики голодные, боем разгорячённые… Чуть друг другу глотки не перегрызли из-за них. Я себе девицу отбил… Женщины порой опаснее топора кочевника. В бою знаешь, откуда ждать удар. Различаешь своих и чужих. Видишь врага и бьёшь по нему. Но с женщиной… – наёмник покачал головой. – Нет более прочных силков, чем руки женщины, попавшей в сердце! Не заметил я, как к ней привязался, о другом стал думать… Опротивели мне битвы. Надоела походная жизнь. Кровь да смерть кругом. А дома – она. Такая тёплая, нежная. И чем-то вкусным пахнёт. Чудно так было поначалу. Жизни другой захотелось, понимаешь?.. Я забрал её и золото, которое заработал. Уехали с северных границ сюда, в Вышнюю Живницу. Женился. Дом купил, землю. Стали выращивать животину всякую. Я кузнецом местным заделался. Работников нанял. Жизнь другим смыслом наполнилась. Детей, правда, у нас не было долго. А потом родила мальчугана крепкого, бойкого. Да только три месяца назад не стало их… Мы с женой прожили десять лет… Представляешь, десять лет, – и всё как один день! И вдруг… Сначала сын. А вслед за сыном и она ушла… Даже Мара спасти её не смогла… Воистину говорю тебе, женщины – ведьмы! Ведь когда она уходит, она забирает с собой твою душу…

Повидал на своём веку Странник тех, кому приходилось провожать любимых в морановы чертоги. Одни постепенно возвращались к жизни, другие – ломались, теряя смысл. Каждый по-своему переживал утрату.

Наёмник тяжело вздохнул. Он привык и к кровопролитным боям, и к тяжёлым военным походам. Никогда не жаловался и не робел перед тяготами жизни. Но внезапная смерть жены опустошила его, как опустошают селения ночные набеги кочевников.

– Кто такая Мара? – наконец спросил Странник, подливая ещё вина Гуре.

Кубок был так же выпит залпом, как и предыдущий. Наёмник вытер рукавом губы и раздул щёки, сдерживая отрыжку.

– Местная целительница. Кто-то вроде ведуньи, но не из их ордена. Всё, кому помощь нужна какая, к ней обращаются. Иной раз таких безнадёжных у Мораны отвоёвывала, что диву даёшься.

– А лошадей она лечит?

– Лечит. А тебе зачем?

– Сивер хромать начал. Обращался к кузнецам да конюхам, но те лишь руками разводят. Подковы целы, ноги – тоже, мозолей нет, но едва до города добрались…

–…Да кто такая эта Мара?! – раздалось за соседним столом. Пьяный темноволосый мужичок, влезши на лавку, размахивал руками, пытаясь показать всем свою молодецкую удаль. – Кошка драная, ей-ей! Эх, встретиться бы, да я ей бы когти повыдёргивал, чтобы царапаться она больше не могла!

И, залихватски махнув рукой, он свалился под стол, опрокинув тьму стоящих под ним бутылок. Его собутыльники грубо расхохотались. Один из дружков схватил захмелевшего хвастуна за шиворот, достал его из-под стола. Послышались сальные шуточки в сторону целительницы и сомнительные подбадривания.

– Экий он неловкий, – усмехнулся Гура, гулко отпив из кубка. Вино да выкрики таверного пьяницы отвлекли его от печальных дум. – Ему бы сначала себя на ногах удержать, а потом уже против Мары ерепениться!

– Странное отношение к местной целительнице, – заметил Странник.

– А-а-а, не бери в голову. Это местная голодрань. Лающая шавка, которая укусить боится, ибо своих зубов нет.

Вдруг дверь таверны с грохотом отворилась, заставив развеселившийся люд обернуться. Фигура в чёрном плаще со скрывающим лицо капюшоном неторопливо направилась в сторону стойки, где хозяйничал Брюхоскуп. В тяжёлой тишине, будто все вокруг проглотили языки, слышалось, как поскрипывают половицы под её ногами. Кто-то сполз под стол, стараясь ненароком не попасться вошедшей на глаза.

– А вот это уже не к добру, – прошептал наёмник. Страннику показалось, что друг невольно съёжился.

– Хозяин, а хозяин, – промурлыкал мелодичный голос из-под капюшона. – Я пришла.

Икнув, Брюхоскуп сполз под стойку, на полпути измарав исподнее содержимым своего кишечника.

– Сию минуту, матушка Лесная Хозяйка, – промямлил он. – Всё будет, – и опрометью бросился за кухонную дверь.

Несчастный Брюхоскуп непослушными руками собирал в корзину фрукты, овощи, вяленое мясо и хлеб, попутно молясь Богам-Прародителям, чтобы гостья забрала всё и не трогала его. С глухим стуком разбился глиняный кувшин. За ним на пол слетела тарелка. Он выругался себе под нос, проклиная тот день, когда обратился к лесной ведьме за помощью.