Мечи свою молнию даже в смерть

Битые алкашами бутылки скрипели и рассыпались в прах под их голыми ногами. Они сели на землю позади бывшего купеческого дома, над головами гремел былинками сухостой. В нем стрекотали насекомые, перекрикивая друг друга. Никто из случайных прохожих не обнаружил бы тут этих цыганок. И не помешал! Старшая ожгла взглядом девочку:

– Повторяй за мной!

– Танцевать? – одними губами спросила та.

– Нет. Молись. Повторяй!

И она, просто встав на колени, – причем пятки ее оказались в крапиве, но она этого не ощущала, – стала бормотать что-то. Девочка вслушивалась, понимала. Ее приемная мать, ее наставница и охранительница своим гортанным голосом обращала сейчас сплошной мазутный поток энергии Зла куда-то обратно – на того, кто ее излил. И в голове ее рождался образ равностороннего квадрата, вписанного под четкий излом равнобедренного треугольника – единство этих геометрически безупречных фигур завораживало.

И рождало энергию.

Треугольник с квадратом распухли в ее мозгу, вышли из него и вылились огнем.

* * *

На карьере «Борок», куда выходит один из концов скальной челюсти, опоясывающей Новосибирск, скопилась тугая автомобильная пробка. Покачивали рогами недавно пущенные до этого последнего, сугубо городского предместья троллейбусы, ворочались в автомесиве нахальные маршрутки, сопели тяжелые рейсовые автобусы, сверкая новеньким белорусским лаком на квадратных мордах. Те, кому было невмоготу, да и имел второе счастье – наглость, выползали из этой густой, вонючей каши и пытались объехать пробку по тротуару и по кучам мусора, поднимая пыль. Но не все были такими счастливчиками, не всем досталось место у края.

«Скорой» тоже не повезло. Ее затиснуло между большим автобусом с надписью на боку, сообщавшей, что его экипаж борется за звание передового, и «москвичонком» с каким-то щелястым грузом на ржавой решетке багажника, расположенного на крыше. Внутри машины убогого голубого цвета находились двое пенсионеров, выезжавших на ней только несколько раз за лето, и то исключительно на дачу. Они послушно сидели в раскаляющейся кабине, изредка только обмахиваясь платочками.

Молодая женщина-врач что-то теребила на груди под халатом.

Внезапно она повернулась, обнажила под розовым кораллом губ мелкие белоснежные зубки и молча кивнула хмурому водителю, показывая назад.

Там, в пыльном облаке, смазывающем очертания предметов, крался по обочине черный «мерседес-геландеваген», угловатый, словно вытесанный из стальной болванки топором. Джипу мешали деревья, коряжисто разросшиеся в сторону проезжей части. Он уверенно объезжал самые крупные и разлапистые, а остальным веткам позволял бить себя по крыше и лобовому стеклу – так боксер, идущий на победу в самом конце раунда, не обращает внимания на беспорядочные, торопливые удары своего соперника, и в нем ощущалась холодная ярость, желание провалить, уложить под колеса карету «Скорой», только бы добраться, дорваться до нее. От цели его отделяло метров пятьдесят.

А еще люди в реанимобиле заметили, что на другой стороне дороги, моргая поворотником, неуверенно выруливает на встречную черно-вишневая «БМВ», показывая глупые, совиные глаза фар.

Светофор, издавна покачивающийся над этой дорогой на стальном тросике, тускло моргнул бликом желтого света.

Водителю «Скорой» ничего объяснять не надо было.

Взревев двигателем, выбросившим во вращение коленвала всю неукротимую ярость и мощь, заложенную еще на заводе, реанимобиль рванул вперед. В автобусе закричали от ужаса, потому что один бок машины с хрустом обломил о его борт стекло заднего обзора, а потом со скрежетом и без сожаления содрал и лак, и надпись о передовом экипаже, и пластиковые светящиеся нашлепки. Одновременно машина ударила в левую часть неторопливо двинувшегося с места «Москвича». Того развернуло, на асфальт рухнули доски, а женщина на переднем сидении влетела с размаху головой в стойку дверей, и седой ее висок окрасило яркой кровью – она разбила голову о металл.

Вся масса машин, замершая в пробке, колыхнулась, как стадо антилоп у водопоя, почуявших запах хищника. Раздались смачные удары, звон битого стекла – кто-то въехал в кого-то. Завыли клаксоны. И в этом автомобильном надсадном оре не было слышно, как так же жестоко бросил вперед черное тело «джип»; бросил, ударил в другой бок несчастный «Москвич», раздавил колесами разобранную детскую кровать – вот что, как оказалось, везли на дачу пенсионеры. Окровавленное лицо пожилой женщины, уже потерявшей сознание, мотнулось от этого удара в другую сторону и легло на плечо мертвого мужа, скончавшегося полуминутой раньше от сердечного приступа.

И слева, разрывая воздух сигналом, выскочила из ряда малиновая легковая машина, раздробив себе стальную бровь, высыпав на асфальт осколки фары… Наверно, игра стоила этих жертв!