Смакуйте её, всю её, каждую её часть, её ум и её тело, её чувствительность, уязвимость, её чувства, мысли и эмоции, её высокий интеллект.
Кому захотелось бы владеть меньшим?
Разве такие свойства не являются ценными в любом животном?
Только не забудьте убедиться, что надёжно держите её на коленях.
Она знает, что это её место. Это именно то, в чём она нуждается и чего хочет.
А что до её интеллекта и всего остального? Безотносительно характера или качества таких вещей, они теперь, вместе с ней самой, просто часть вашего имущества. Вам принадлежит вся рабыня, целиком.
Чем богаче рабыня особенностями, интеллектуальными и иными, тем больше пользы и удовольствия в обладании ею.
Кроме того, такие нюансы повышают её цену.
Многое, конечно, выходит за пределы границ её благодарности и беспомощности в руках господина. Это — только часть её жизни, хотя, конечно, часть, сообщающая, сигнализирующая и ясно дающая понять природу целого. Полируя ботинки, как она может забыть звук цепей, свисавших с её кандалов, ощущения от рабских наручников или шнуров, которые держали её руки за спиной, или кольцо над её головой, или её экстаз в узах? Жизнь рабыни — жизнь цельная, полная. Сияние её рабства и сексуальности пронизывает всё её существование, освещая даже самую мелкую, домашнюю задачу, которую она выполняет, вроде полировки ботинок, выпечки хлеба, уборки в доме её господина или стирки его туники. Она внимательна и услужлива, она предана и исполнительна, она чувствительна к настроению владельца и ведёт себя соответственно. Иногда он хочет, чтобы она говорила, а иногда нет. Бывает, что он хочет видеть её нагой, целующей его бедро, а бывает и наоборот. Но всегда именно желание господина является определяющим, а её повиновение должно быть несомненным и мгновенным. Она — рабыня. И раз уж она очень умна и более чем кто-либо озабочена, тем, чтобы ею были довольны, абсолютно довольны, то она должна придумать, как этого добиться. Это теперь её обязанность, служить и ублажать, а его быть довольным. Она живёт для того, чтобы он был доволен. Хмурый взгляд или острое слово могут вызвать слёзы в её глазах. Она боится этого намного больше, чем удара хлыста или плети, которым она, как рабыня, может подвергнуться в любой момент. С такой женщиной, стоящей перед вами на коленях, приятно побеседовать. Кому нужна глупая рабыня? Вот и ищут мужчины для своего ошейника самую прекрасную, самую красивую, самую страстную, самую интеллектуальную женщину. Полюбуйтесь на такую, раздетую и выставленную для продажи! Посмотрите, как её поворачивают, расхваливают и демонстрируют! Разве Вы не предложили бы цену на такой товар? Кто хотел бы взять со сцены аукциона что-нибудь меньшее? Кто хотел бы владеть чем-нибудь меньшим? Уверен, Вы не захотели бы иметь что-то меньшее в вашем ошейнике! Так что, торгуйтесь с азартом. Проверьте, сможете ли Вы привести её в ваш ошейник. Представьте её у ваших ног, в вашем ошейнике. Вашей. Разве не было бы приятно иметь там её, или другую, подобную ей? К тому же, это именно они, именно такие рабыни знают, что значит принадлежать, и они будут стараться изо всех сил, боясь лишиться их самых глубоких удовольствий, чтобы их сочли достойными того, чтобы оставили себе. "Я стану лучше, Господин! Пожалуйста, не продавайте меня, Господин!" Они жаждут быть презренными и ошеломлёнными, покорёнными и сдавшимися, подчинёнными и покорными, полностью, в ногах доминирующего мужчины. В его ногах они удовлетворены. Они знают, что это, то место, которому они принадлежат. Их сны и их сердце, подсказали им это. Это именно то место, где они хотят быть. Господин, для такой женщины, страстной женщины, это её осуществившаяся мечта. Со слезами на глазах она целует цепи, которые держат её. Стоя на коленях, она с благодарностью прижимается губами к плети своего хозяина, удерживаемой перед ней, облизывает и целует тугую кожу, долго и нежно, не смея касаться руками этого символа его суверенитета над нею. А потом она склоняется перед ним и целует его ботинки, радуясь, что ей разрешена эта простая привилегия. За ужином она обычно прислуживает, не раскрывая рта, особенно в присутствии свободной женщины. Если она не нужна, она встаёт на колени позади, готовая, особенно если свободных женщин нет, быть вызванной господином. Она ведь не свободна, она — рабыня. Когда они наедине с господином, от неё, конечно, может много чего ожидаться. Она знает что, от неё может потребоваться принести сандалии в зубах, станцевать голой перед ним, выдержать его ласку, возможно, будучи связанной или прикованной, неспособной сопротивляться даже если она пожелает это сделать, постараться ублажить его на мехах, причём со всем возможными совершенством, как низкая презренная рабыня, которой она собственно и является, и много чего другого.
Её неволя — это её жизнь. В своём рабстве она находит удовольствие и радость, которые свободные женщины едва ли могут осмыслить, удовольствие и радость, лежащие далеко вне пределов радостей свободной женщины.
Она в ошейнике. Она — рабыня мужчины. Она счастлива.