Мечта для мага

Но разговор с княжной получился занимательный.

- Ты правильно себя вела, Лиззи, - сказала она, внезапно возникая посреди коридора и гордо задирая нос. - Вот так и действуй всегда: глаза в пол, молчание, и отказывайся от всего, что он предлагает. Помни, о чем я тебе говорила - я хороший маг!

Я только головой покачала. Вот ведь зануда, я же сказала: не нужен мне этот Зуртамский!

- Пропусти, - я не желала с ней разговаривать, а вот поторопиться стоило - в любую минуту могла появиться горничная.

- Он весь вечер не сводил с тебя глаз! Ты должна ему сказать, что ему ничего не светит! -на последней фразе голос Мараи сорвался.

- Отойди!

Мне надоела эта детская возня у кучи песка - чей куличик красивее, и я слегка отодвинула княжну плечом, освобождая проход. Мне в спину донеслось шипящее:

- Вот с Вольдемаром и милуйся, как папочка мечтает. А Эрих - мой!

- Эрих - это, простите, кто? - бросила через плечо и закрыла дверь, наваливаясь на неё спиной.

Я здорово перенервничала, но фраза про Вольдемара и мечты князя врезались в память. И я всё думала об этом, всё не могла поверить - неужели и вправду старый князь вот так легко согласится на мезальянс? Более того, сам будет его инициатором...

Эти размышления не давали спокойно спать и есть и вообще сильно отвлекали - я упустила из виду опасность. И, конечно же, попалась - Зуртамский застал меня врасплох.

Только то, что застал он меня в мастерской, помогло. Тяжесть инструмента в руке сделала меня увереннее. И решительнее. Я бы приложила его ключом, точно приложила. И о последствиях не пожалела бы.

Но он верно понял мой настрой. Отступил. Ушёл. Хотя глаза его, чёрные, хищные, улыбка с дёргающимся уголком говорили - отступать ему трудно. А значит, он придёт снова.

Я съехала спиной по стене, давя рыдания, уткнулась лицом в колени и заплакала. Мерзость! Какая же он мерзость! Зуртамище, скотина, гад, дуболом! Я бы не справилась с ним - это понятно. Даже если бы мне удалась задуманное, и я попала ему по голове, даже раненный, он всё равно был сильнее меня и легко свернул мне шею.

Тяжёлый гаечный ключ выпал из руки, глухо звякнул о каменный пол. Звук немного отрезвил меня, вернул к действительности, и я расслышала приглушённый крик: «Хозяй! Что с тобой?»

Степан. Эта скотина Зуртамский в самом деле запер его!

Сдерживая рвущиеся рыдания, я поднялась и побрела в коридор, отперла кладовку и свалилась своему няньке на руки.

- Хозяй! Что ж это творится! - сквозь муть в голове и слёзы слышала я причитания Степана и чувствовала, как он меня куда-то тащит.

Холодная вода привела меня в чувство. Мой верный друг и наставник умывал меня в уборной.

- Поплачь, хозяй, поплачь, - твердил он. - Так быстрее заживёт, сама знаешь. Поплачь, успокойся, потом расскажи, кто это был, что он сделал. Я это так не оставлю.

Я умылась, немного успокоилась, попыталась привести себя в порядок. Ещё нужно было прийти в общежитие и не вызвать вопросов своим красным, распухшим от слёз лицом.

- Нет, Степан, он ничего не сделал в общем-то. Просто сильно испугал, - через зеркало я глянула на встревоженное лицо своего бородача.

- Папеньке надо написать, нельзя так это оставлять!

Мой нянька глядел на меня хмуро. А ведь его это тоже задевает, и он в сердцах может натворить бед... Я шмыгнула носом, отёрла лицо рукавом и, обернувшись, позволила себя обнять.

- Степан, я найду на него управу. И нет, папеньке жаловаться не буду. Не того мы рода, чтобы с такой семьёй тягаться, - отстранившись, я посмотрела в глаза своего учителя, помощника и друга. - Но мы что-нибудь придумаем! Ты веришь?

И я улыбнулась, шмыгнув напоследок носом. Степан ещё с полминуты сверлил меня взглядом, а потом решительно кивнул:

- Верю, хозяй. Уж сейчас ты такое можешь сделать!..

39. Лиззи Арчинская

Сказать было проще, чем что-то сделать. Этот поцелуй выбил меня из колеи.

Я тысячу раз пережила мгновенья плена в горячих руках, тысячу раз переиграла эту сцену, то приложив Зуртамского по лицу гаечным ключом, то наговорив ему гадостей, то отдавив ногу.

Но это не помогало. Я никак не могла успокоиться, забывала есть, спать и учиться, то и дело ловя себя на мыслях о тех мгновениях.

Несколько следующих дней были сплошным погружением в себя. Я вздрагивала от резких звуков и старалась лишний раз не выходить из комнаты, а главное - пыталась вымести из головы мысли о мягком прикосновении к моему лицу и полыхнувших жаром губах, о мужском запахе, так и оставшемся со мной. Запахе то ли горящих смолистых поленьев, то ли чего-то ещё - тревожного, горячего, заставляющего то ли сжаться, то ли выгнуться, то ли убежать.

Было... ужасно.

Я корила себя за то, что промедлила, не сообразила вырваться, а потом - сказать чего-нибудь уничижительного. Помогло бы это чувствовать себя сейчас лучше, неизвестно. Но может, хотя бы спокойнее?

Степан не оставлял меня ни на минуту - провожал до аудитории, до столовой, был рядом в лабораториях и мастерских, не отходил ни на шаг, как самая настоящая нянька. И всё заглядывал мне в глаза тревожно, вопросительно.