Мечта о Просвещении

Как мы можем узнать из «Рассуждения» Декарта, причины его веры в нематериальность души или субъекта состояли в следующем. Я не могу усомниться в своем существовании, но могу сомневаться в существовании моего тела. Следовательно, я есть нечто отличное от своего тела. К сожалению, несмотря на притязания Декарта на новизну, Августин и здесь оказался первым и рассуждал схожим образом: «Ум… уверен в отношении себя, как убедительно показывает то, что было сказано выше. Однако же ум совсем не уверен в отношении того, является ли он воздухом, или огнем, или каким-то телом, или же телесным. Следовательно, он не есть что-либо из этого»[36].

И все же дух идей Декарта отличался от такового у Августина, пусть даже буква порой была та же. Размышления Августина были пассивным принятием божественной истины: он раздумывал над тем, как ум озаряется божественным светом и как поэтому он мудро снабжен знаниями, в которых человек нуждается. Декарт же, с другой стороны, стремился активно использовать природную силу человеческого разума не только для того, чтобы доказывать старые истины, но и открывать новые. Хотя Декарт и настаивал, что все знания идут от Бога – поскольку именно существование милостивого Господа гарантирует правильность наших основных убеждений, – по его мнению, это не означало, что надо слепо уповать на Всевышнего. Прежде всего мы должны точно определить, какие из наших убеждений входят в божественный страховой полис. Таким образом, если Августин раздумывал о том, как много сделал для нас Бог, то Декарт всячески стремился показать, как много интеллектуальной работы мы можем и должны проделать сами. В результате изыскания Декарта обычно глубже и сложнее, чем у Августина.

Дневниковые записи «Размышлений» Декарта петляют взад-вперед, когда он рассказывает историю своих открытий, поднимая вопросы, а затем оставляя их до той поры, пока снова не нащупает нить повествования. Подобная тщательно продуманная непринужденность делает сочинение увлекательным, но она же способна помешать понять, как Декарту удается перейти от собственного существования к таким большим вопросам, как реальность предметов вне его самого и истина «механистической философии».

В начале XIX столетия Гегель оказал медвежью услугу изречению «Я мыслю, следовательно, существую»[37]. Фраза, вырванная из контекста, должна была иллюстрировать, как Декарт выдвинул на первый план субъективный взгляд на мир, в котором «Я» – основа всего. Подобное прочтение Декарта широко распространено, особенно в католических кругах. Например, в 1994 г. папа Иоанн Павел II написал, что для Декарта «смысл имеет лишь то, что соответствует человеческой мысли. Важна не столько объективная истинность мысли, сколько сам факт: что-то возникает в человеческом сознании»

[38]. В более поздней своей работе Иоанн Павел II пишет, что философская революция, начатая Декартом, низвергла Бога и на его место воздвигла человеческий разум: «Согласно логике Cogito, ergo sum, Бог мог быть только содержанием человеческого сознания»[39]

. Другими словами, Декарт начал переход к такому взгляду на мир, в котором «Я» – основа всего, и к нормам чудовищного эгоизма.

Декарт часто терял терпение, сталкиваясь с критикой в свой адрес. Только представьте, что он сказал бы об этом в приватной обстановке папе, ведь он раз за разом объяснял, что его собственное существование (как и мира) зависит от Бога и никак иначе. Те, кто подозревают Декарта в оголтелом субъективизме, путают стиль его изложения с сутью его идей. Он описывал свои философские построения в автобиографическом стиле и всматривался в себя. Но ничего субъективного в том, что он открыл, не было:

А поскольку я замечаю, что сомневаюсь, не являюсь ли я вещью зависимой и несовершенной, постольку мне приходит в голову ясная и отчетливая идея независимого и совершенного бытия, т. е. Бога; и уже из одного того, что у меня появилась такая идея, или, иначе говоря, из того, что я существую, обладая такой идеей, я со всей очевидностью делаю заключение: Бог существует и от него в каждый момент зависит мое существование… И вот уже, как мне кажется, я усматриваю некий путь, следуя которому можно, исходя из этого созерцания истинного Бога, в коем скрыты все сокровища мудрости и наук, прийти к познанию всех прочих вещей[40].