Фигурку хоббита подбросило вверх, завертело, пронзило огненными лучами и разодрало на клочки. Келебримбор сколько мог смотрел на происходящее, прикрыв рукой лицо. Но все же ему пришлось зажмурится — свет стал невыносимо ярким. А через две секунды на него кто-то рухнул. Нолдо посмотрел на существо в своих объятиях и увидел, наконец-то, того самого Саурона, на чьи золотистые глазки да симпатичную жопу он повелся ещё в Эрегионе.
— Я люблю тебя, Тьелпэ. Каким бы упёртым засранцем ты ни был, — счастливо выдал Владыка Мордора и обнял нолдо.
— И я люблю тебя, Майрон. В кого бы ты не превращался. Но уж лучше будь собой — мерзким трудоголиком.
На часах Барад-Дура в этот миг пробило полночь. Наступил Новый год. А Келебримбор и Саурон потащились, наконец-то, в башню, по дороге валяя друг друга в сугробах из вулканического пепла и кидая в друг друга из него же снежки. Эээ… пепелки?
Уже в покоях, отвлекаясь от страстных поцелуев, майа вдруг сказал, нежно проведя рукой по лицу эльфа:
— Тьелпэ, я все понял. И осознал свои ошибки. Обещаю весь год никого не убивать, не пытать и не обманывать. Работаем теперь только по будням и не до усрачки. Но это потом. А завтра же мы с тобой уезжаем в Нурн. Поучишь меня кататься на коньках.
Келебримбор счастливо и ласково прижал к себе майа. И зря. Лучше бы, чем после обнимах сразу тащить его в постель, поинтересовался бы, чё это он там понял и осознал.
А понял Саурон вот что:
«О, да! Я буду вести себя хорошо. Просто замечательно! Так хорошо, что даже зануда Элронд не докопается! А через год тоже запрошу новогоднее желание. И, надеюсь, у Келебришки сиськи будут больше, чем мои. А колечек-то волшебных, всевластных, у нас больше нет нихера, все закончились, ахаха!»