Мечтатель Стрэндж

Мужчина снова коснулся металла, оценивая его гладкость. Должно быть, это укрепило его уверенность в неприступности стены, поскольку он согласился на условия Каликсты. Башня против изумруда. Справедливые ставки.

Лазло подошел к свободному участку стены и тоже провел рукой по поверхности. Как Каликста и сказала, она была не просто гладкой, но и скользкой. Металл твердый и холодный, что неудивительно, раз он в тени, и кожа Лазло заскользила по нему без каких-либо преград. Юноша потер кончики пальцев и продолжил обходить якорь. Мезартиум, Мезартим. Волшебный металл, волшебные боги. Откуда они взялись?

Оттуда же, откуда серафимы? «Они спустились с неба» – как говорилось в мифе или истории, если все это действительно правда. А где они были до этого? Что скрывалось за небесами?

Явились ли они из огромной, усыпанной звездами черной совокупности, называемой Вселенной?

«Загадки Плача» не были загадками Плача, подумал Лазло. Они значительно масштабней, чем это место. Больше, чем мир.

Дойдя до угла якоря, он выглянул из-за него и увидел узкий проулок, уложенный щебнем. Лазло отважился пойти по нему, все еще касаясь рукой мезартиума. Взглянув на свои пальцы, он увидел, что они окрасились в светло-серый цвет. Вытер их о рубашку, но это не помогло.

Напротив металлической стены стоял ряд наполовину разрушенных домов – кукольные домики, открытые с одной стороны. Тем не менее это были ветхие кукольные домики. Лазло мог рассмотреть бывшие гостиные и кухни и представить людей, которые жили в них до того судьбоносного дня, когда их мир перевернулся.

Лазло гадал, что находилось под якорем. Библиотека? Дворец или гарнизон? Стертые в порошок кости королей, воинов или хранителей мудрости? Может ли быть, что какие-то тексты пережили падение?

Его взгляд зацепился за яркое пятно впереди. Это оказалась заброшенная каменная стена, стоящая параллельно мезартиуму, но проулок был слишком узким, чтобы Лазло мог рассмотреть ее издалека. Только подойдя ближе, он увидел, что на ней нарисована картина, и только подойдя вплотную он понял, что на ней изображено.

Лазло посмотрел на нее. Всмотрелся. Обычно потрясение приходит как удар: внезапно и неожиданно. Но в данном случае оно подкрадывалось к юноше медленно, пока изображение обретало смысл и он вспомнил то, о чем невольно забыл.

На рисунке могли быть изображены только Мезартим. Их было шестеро: три женщины с одной стороны и трое мужчин с другой. Все были мертвы или умирали – пригвожденные, вскрытые или расчлененные. А между ними безошибочно виднелась более крупная, чем в жизни, версия Богоубийцы с шестью руками, и в каждой было зажато оружие. Рисунок был грубым. Кто бы его ни рисовал, он не был художником, но неотесанное напряжение, читающееся в изображении, придавало ему могущества. Это была картина победы. Жестокая, кровавая и триумфальная.

Но Лазло потрясла не жестокость – хлещущая кровь или обилие алой краски, чтобы изобразить ее. Его зацепила не алая краска, а голубая.

Во всех обсуждениях Мезартима никто не счел нужным упомянуть – если эта стенная роспись отвечала действительности, – что они были голубыми. Прямо как металл.

И прямо как девушка из его сна.

Как он мог о ней забыть?! Такое впечатление, что она скользнула за занавеску в его разуме, и как только он увидел роспись, занавеска упала и разоблачила девушку: с кожей цвета неба, стоявшую так близко и изучающую его, словно он сам картина. Даже ключицы принадлежали ей – легкое покалывание воспоминания того момента, когда он опустил взгляд во сне и покраснел, увидев больше женского тела, чем когда-либо в реальной жизни. Что это о нем говорило, если ему приснилась девушка в нижнем белье?

Но это было ни при чем. Вот она, на рисунке. Каким бы примитивным он ни выглядел, не уловив ни капли ее красоты, схожесть была безошибочной, начиная с волос – насыщенного багрового оттенка дикого меда – и заканчивая резко выделяющейся черной полосой на глазах, похожей на маску. Но, в отличие от девушки из его сна, на этой было платье.

А еще… ее горло было перерезано и истекало кровью.

Лазло отошел на шаг, чувствуя тошноту, словно увидел настоящее тело, а не карикатурное изображение убитой девушки из его сна.

– У тебя тут все в порядке?

Лазло оглянулся. В начале проулка стоял Эрил-Фейн. Две руки, не шесть. Два меча, а не личный арсенал из копий и алебард. Этот рисунок, грубый и кровавый, добавил еще одну характеристику в представление Лазло о воине. Богоубийца истребил богов. Само собой. Но Лазло никогда по-настоящему не придумывал образ, который бы дополнял эту мысль, а если и придумывал, он был расплывчатым, а его жертвы – чудовищными. Не широкоглазыми и босыми, как девушка из его сна.

– Они действительно так выглядели? – спросил он.

Эрил-Фейн подошел ближе. Он замедлил шаг, когда увидел, что было изображено на рисунке, и просто кивнул, не сводя с него взгляда.

– Они были голубыми, – подметил Лазло.

Воин снова кивнул.