Мечтатель Стрэндж

Лазло уставился на богиню с нарисованной черной маской и представил, в противоположность нарисованным жестоким чертам, то милое личико, которое он видел прошлой ночью.

– Кто она?

Эрил-Фейн ответил не сразу, а когда заговорил, его голос стал хриплым и едва слышимым:

– Это Изагол. Богиня отчаяния.

Значит, это она – чудовище, заточившее его на три года в цитадели. В том, как он произнес ее имя, слышалась буря эмоций, но их было сложно прочесть, поскольку они не были… чистыми. В том, как он произнес ее имя, чувствовалась ненависть, но вместе с ней и печаль, и стыд. Лазло попытался заглянуть воину в глаза, но тот уже уходил. Юноша смотрел ему вслед, а затем, прежде чем тоже уйти, кинул прощальный взгляд на жуткую картину. Он уставился на мазки, полосы и пятна алого, и эта новая загадка не преобразилась в линии света, горящие в его разуме. Скорее она стала кровавыми отпечатками ног, ведущими во тьму.

Как такое возможно, что убитая богиня приснилась ему прежде, чем он узнал, как она выглядит?!

31. Милые гадючки

Из сердца цитадели Сарай направилась прямиком к себе в комнату. «Солдаты» Миньи были повсюду, вооруженные ножами и другими кухонными принадлежностями – мясницкими топорами, пиками для колки льда. Они даже сняли крючки из дождевой комнаты. Где-то в здании имелось настоящее оружие, но оно было скрыто за чередой запечатанных дверей из мезартиума, да и в любом случае Минья считала ножи лучшим инструментом для бойни. В конце концов, именно ими люди орудовали в яслях.

От армии было некуда деваться, особенно Сарай, поскольку ее комната находилась на солнечной стороне серебристо-голубой ладони серафима. Здесь призраки и собрались, и в этом присутствовала логика. Терраса подходила для посадки летательного аппарата куда больше, чем сад с деревьями и лозами. Когда явится Богоубийца, он придет сюда, и Сарай умрет первой.

Стоит ли ей быть благодарной за защиту Миньи? «Разве ты не видишь? – сказала девочка, представив им своих воинов. – Мы в безопасности!»

Но Сарай еще никогда не чувствовала себя в такой опасности. Ее комнату захватили плененные призраки, но она боялась, что во сне ее ждало нечто похуже. У подножия кровати стоял поднос: люлька и сливы, как и каждое утро, хотя обычно в это время она уже погружалась в глубокий сон и терялась в забытьи Леты. Сработает ли зелье сегодня? В него добавили еще половину дозы, как и обещала Старшая Эллен. Может, вчерашний сон был случайностью? Сарай не знала. «Пожалуйста», – подумала она с отчаянием, мечтая о мрачной и бархатистой пустоте. Внутри нее кишели кошмары, и ей казалось, что она слышала эхо беспомощных криков всех призраков. Ей тоже хотелось кричать. Чувства безопасности не существовало, подумала она, прижимая подушку к груди.

Ее разум представлял сомнительное исключение.

Сны фаранджи. Там ей было спокойно.

Воспоминание вызвало отчаянное бурление… паники? Трепета? Что бы это ни было, оно противоречило самому ощущению безопасности, которое изначально навлекло ее на мысли о незнакомце. Да, сон был очень милым. Но… он ее видел.

О, как же он изменился в лице! Очарованный, с колдовским сиянием. Ее сердца учащенно забились от воспоминания, ладони вспотели. Не абы какое событие – откинуть всю жизнь в небытие и внезапно быть увиденной.

Но кто он такой? Из всех снов фаранджи лишь его не намекал на причину, по которой Эрил-Фейн привез его в город.

Истощенная, напуганная, Сарай выпила свою люльку и устроилась на кровати. «Пожалуйста, – страстно подумала она – своего рода молитва к самому горькому зелью. – Умоляю, сработай! Пожалуйста, убереги меня от кошмаров!»

* * *

Сидя в своем саду, Спэрроу не осмеливалась поднять взгляд. Пока она была сосредоточена на листьях и цветках, стебельках и семенах, она могла притвориться, что это обычный день и под арками аркады не стоят сторожевые призраки.

Девушка готовила подарок для Руби, которой через пару месяцев исполнится шестнадцать… если они доживут до этого дня.

Если учесть армию Миньи, Спэрроу считала, что их шансы достаточно велики, – вот только ей совсем не хотелось учитывать армию Миньи. Призраки заставляли ее чувствовать себя в безопасности – и в то же время погружали в несчастье. Поэтому она смотрела в землю и напевала себе под нос, пытаясь забыть об их присутствии.