Мечты и кошмар

Умерли. Замучены. Убиты.Или смотрят в мерзлое окно.И Луна струит им хризолитыНо смотрящий стынет — пал на дно.

Как бы поучая трусливых эстетов-«аполитиков», Бальмонт говорит:

Не одни только сказки, и песни, и медь:Сердце полную правду возьмет.Не принять обвиняющий голос нельзя:Через совесть проходит стезя.

И нисколько не боится он, наилиричнейший из лириков, таких стихов:

Тридцатилетняя войнаБыла не более ужасна,Чем власть, которая данаСудьбой слепцам блуждать напрасно.………………………….Слепой паук все тянет нитьСплетает лживое витийство.О, кто придет убийц убить,Чтоб их убив — убить убийство!

Или:

Пятирогатая кровавая звезда.

Все, что не я — сотри. Всем, кто не я — возмездье.И гибнут области, деревни, города…

Книга Бальмонта — приговор:

Вы, чей бесовский спутник — страх,………………………..Один вам приговор: Проклятье.

Он «не понимает прощения врагов» Той, которую так нежно зовет:

Мать моя, открой лицо родное.Мать моя, молю, заговори!

которой «верен он за мглою всех разлук» и о которой одной постоянно молится:

Свет, избавляющий, белый Христос,С красною розой в груди.Вспомни ее в колдовании гроз,Вспомни ее и приди!………………..А тех, кто знает лишь расстрелыС кем гнет и ржавчина цепей,В людские не включай пределы:Кто Смерть призвал, тот будет с ней.

Поэт-человек Бальмонт, создавший некий Синтез, остается неуязвим. Пусть скажут одни, что это плохое искусство. Не скажут? Пусть другие, которым дела нет до искусства, попробуют сказать, что это плохая политика, попытаются записать его в правые, в левые, еще куда-нибудь? Нет, его «политика» мудрейшая из мудрых, она подсказана ему самой жизнью:

Ни направо, ни налево не пойду.

Я лишь веха для блуждающих в бреду.

Да, он, действительно, веха на дороге, не правой, не левой, — третьей. Пусть она еще не видна «блуждающим в бреду»: только она ведет к очищению и спасению России.

ВОПРОСЫ ИЗ ПУБЛИКИ (Письмо в редакцию)

Мне не пришлось, к сожалению, быть на докладах Е. Д. Кусковой, столь взволновавших нашу эмиграцию. Я жалею не о пропущенных докладах, — они напечатаны, а докладчицу я слишком хорошо и давно знаю… Мне любопытна была публика. Она, — эмигранты, именитые и безымянные, — наверно, самым горячим образом лекторшу приветствовала; и, наверно, были среди нее желавшие поставить докладчице вопросы, которых она не поставила, не сумев их сформулировать.

«Когда падут большевики?» — Об этом не стоило, конечно, спрашивать Е. Кускову. Вопрос должен был пройти мимо нее: он ее не интересует. А вынужденная делать догадки, она непременно ошиблась бы. Энергичная, неутомимая, самоотверженная, общественная деятельница — она лишена, однако, предвидения. В 16-м году кто-то при мне крикнул ей: «Да ведь будет революция!». На что она немедленно и очень твердо ответила:

— Никакой революции не будет.

— А что же будет? — полюбопытствовал другой из присутствующих.

— Будет: enrichissez-vous[39], вот что и больше ничего.

Во время войны Е. Д. Кускова заботилась, главным образом, о сознании «радикально-дем.» партии. Одно из собраний по этому поводу, в нашей квартире, в присутствии Горького, верно еще помнит благополучно здравствующий С. Познер.