Александра чуть заметно поморщилась, отстранилась.
Эта черногорка, княжна Милица и ее сестра Стана чем-то раздражали ее.
Все в них было чересчур, все напоказ.
Даже их православие…
Александра не так давно приняла православие, но глубоко прониклась им. Обряды новой для нее веры тронули ее сердце, покорили своей величественной красотой и глубиной. Но в вере черногорок была какая-то избыточность, искусственность. Они как будто все время доказывали, что их вера — единственная подлинная.
И даже сочувствие, которое Милица сейчас выказывала ей в связи с болезнью сына, казалось императрице неискренним, преувеличенным, фальшивым.
— Как он сейчас? — спросила Милица.
— Сейчас чуть лучше, но я все время боюсь нового приступа.
— Александрин, я хочу познакомить тебя с одним человеком. Это удивительный человек.
— Что еще за человек? — Императрица поморщилась: черногорки окружали себя странными, подозрительными людьми, какими-то шарлатанами и мошенниками.
— Это старец из Сибири, — проговорила Милица взволнованно. — Он творит чудеса, настоящие чудеса! Ты должна увидеть его! Непременно должна!
Александра не успела ничего ответить, а черногорка уже подала знак, дверь комнаты открылась и вошла ее сестра Стана, а следом за ней — простой мрачный мужик с длинными, неаккуратно расчесанными темными волосами.
Черная рубашка-косоворотка, черные плисовые шаровары, смазные сапоги… обычный маскарад заурядного шарлатана, рядящегося под человека из народа.
И почему Милица называет его старцем? Ему от силы лет сорок, не больше…
Ах, ну да, старцами принято называть святых людей, обитателей монашеских скитов…
Александра хотела уже уйти, отговориться занятостью, отговориться болезнью сына, вполне реальной и страшной, но вдруг этот черный человек пристально взглянул на нее и проговорил странным гипнотическим голосом:
— Не спеши, матушка! Поговори со мной! Глядишь, тебе маленько и полегчает… и ему полегчает…
И Александра вдруг остановилась, подошла к нему.
И правда, было в нем что-то удивительное, подкупающее, что-то, привлекающее взгляд и душу.
— Жалко мальца, — говорил старец, внимательно оглядывая государыню маленькими цепкими глазами, словно ощупывая ее лицо. — И с лошадкой-то не поиграл…
— Что? — Императрица удивленно взглянула на старца. Откуда он знает, что цесаревич перед самым приступом играл с оловянной лошадкой, подаренной государем?
— А ты вот что, матушка, когда в другой-то раз ему худо будет, ты дохтуров-то не зови, что они понимают? Ты меня позови, матушка! Я понимаю, чем мальцу помочь!