Медальон Распутина

Отвратительно красные губы шевельнулись, как два червяка, скривились в гадкую ухмылку, затем разлепились, и гнусавый голос проговорил:

— Думал убить меня, князинька? Думал отделаться от меня? Ничего не выйдет!

Князь не мог отвести взгляда от пылающих глаз черного человека, от его перекошенного, заросшего неопрятной бородой лица. Душу его переполнял ледяной ужас. Неужели это отвратительное существо и впрямь бессмертно?

Он еще отступил, споткнулся и упал.

Черный человек наклонился над Юсуповым, навис над ним, как воплощенная угроза.

Князь почувствовал исходящий от него запах сивухи, лампадного масла, нечистого тела и еще какой-то непонятный и пугающий запах… запах смерти, запах потревоженной могилы!

Косматая, сальная борода колыхалась перед самым лицом князя. А еще… шелковая рубаха расстегнулась, и из ворота свесился круглый медальон тусклого золота, на его крышке блестели мелкие бриллианты, из которых было выложено распятие.

Князь ощутил тошноту от близости этого нечистого, отвратительного человека. А еще — оттого, что он оскверняет распятие своим прикосновением…

— Что, князинька, испужался? — прохрипел черный человек. — Правильно испужался! Теперь ты мой, никуда не денешься! Теперь я с тобой что захочу, то и сделаю!

И тут Юсупов из последних сил поднял руку, схватил медальон и рванул на себя…

Золотая цепочка оборвалась, медальон остался в руке князя, а на лице черного человека неожиданно возникло выражение удивления и обиды, а затем — ужаса.

Распутин отшатнулся от князя, сделал шаг назад, закрыл лицо руками и прохрипел:

— Что же это… почему… за что… за что ты меня оставил, господин мой… я тебе верно служил…

Князь не понимал, что происходит. У него в голове мелькнула нелепая мысль: этот черный человек — и впрямь Кощей Бессмертный, и, как у Кощея смерть была на кончике иглы…

Черный человек еще отступил и вдруг бросился к потайной лестнице, по которой какой-то час назад они с Юсуповым закадычными друзьями вошли в этот подвал.

Юсупов перевел дыхание, с трудом поднялся.

В первый момент он не чувствовал ничего, кроме облегчения. Но потом понял, что Распутину нельзя позволить уйти, нельзя позволить вернуться домой, иначе все их дело будет напрасным.

Тут на верхней ступеньке винтовой лестницы показался Пуришкевич.

— Что тут за шум был, Феликс Феликсович? — спросил он удивленно. — И где… где он?