Какого же мое удивление, когда в вигвам уверенным шагом входит старик сверху до низу обмотанный тёмной рясой. Глаза мои удивленно распахиваются, но изумление в миг сменяется гневом— передо мной стоит вождь собственной персоной.
«Что за карнавал?», чуть было не вырывается у меня, но Вихо перебивает мои мысли.
— Нашла! — утвердительно щурится на поблескивающий камень у меня на шее.
Молчание. Долгое, густое хватающее за горло.
Вихо явно недовольный столь радушным приемом пытается смягчить и без того запутанное положение:
— Я понимаю ты зла, но это было необходимо.
— Что именно? — вырывается мой холодный возглас. Он режет холодную тишину, — Унижать меня?
— О чем ты, дитя…. Присаживайся я все разъясню.
«Не шелохнусь, подлый старик».
Вождь нетерпеливо восклицает и виновато разводит руками:
— Приветствие Бога огня должно было пройти зрелищно. Но что- то пошло не так, — недоумение на его лицо вызвало бы в любое другое время улыбку, но не сегодня. Однако, стоит признать, что его поведение обескураживает.
Мало того воровато пробирается ночью, так ещё и медальон вернул тайком от племени. Может быть у них принято, таким образом навещать пленников, но медальон….
— Зачем?
— Что? — переспрашивает, как у полоумной.
— Зачем нужно это приветствие? — чеканю каждое слово.
Вождь устало вздыхает и присаживается на сырую землю:
— Это длинная история….
— А мне нечем заняться, — скрестив руки на груди делаю, как можно более незаинтересованный вид.
Вихо снова вздыхает, как человек, которому надоело рассказывать одно и тоже по сто раз:
— Медальон, — надломано-хриплым голосом произносит он, — он должен снять проклятие с нашего племени.
— Проклятие? — несмело уточняю почти шепотом. Почему то во мне само это слово вызывает дрожь словно колокол отдает вибрацией по каждой стеночке души запуская давно уснувшие механизмы.
Я перестаю дышать вся превращаясь в слух, сама не веря тому, что сейчас настанет легендарный момент— он выложит тайны прошлого на стол и назад пути не будет.
Но он как не торопится продолжать, смотрит на меня изучающе…
— Я был уверен, что ты ничего не знаешь о прошлом…
— Так оно и есть, — еле скрывая грусть соглашаюсь.
— В таком случае, как получилось так, что медальон не сработал? Аскук кровью поклялся, что видел его пробуждение.
— Не понимаю о чем он.
Вождь устало проводит рукой по полу будто гладит воспоминания, лицо его при этом непроницаемо:
— Здесь убили Вэнону.
От неожиданности я лишь гмурюсь. Запоздало пытаясь понять смысл слов, они словно громом разразили каждую клеточку моего и без того слабого тела.
Вперив в вождя пустой взгляд я прокручиваю снова и снова фрагменты душераздирающей картины, что мне недавно привиделась, теперь она будет высечена в сердце навеки.
— Мама… — впервые пробую это слово на вкус.
В нашей маленькой семье не было не принято вспоминать, а тем более говорить о ней. Каждая моя попытка узнать о моих родителях буквально физической болью отзывалась у бабушки Мискодит.
«Великий дух гневается на тех, кто проливает кровь невинных»— лишь говорила она. И в этом простом утверждении крылся такой горький смысл.
«Почему»— допытывалась маленькая я.
«У мироздания строгие законы, нарушив один, цепочкой тянется второй выстилая дорогу в ад. Людям кажется они все попадут на тринадцатое небо, независимо от того, что вершат. Но духи не дремлят, Амо».
Бабушка не пережила горе потери, она даже уходя на небеса была в трауре.
— Как это произошло? — безжизненно спрашиваю я возвращаясь из воспоминаний.
— Одним Духам только известно, — подносит руку ко лбу, а после возносит к небесам, — Мы обнаружили ее утром без сознания. Ты скорее всего заметила, пока тебя вели сюда, что вигвам находится на приличном расстоянии от резервации?
Утвердительности Киваю, просто так, но вспомнить никак не могу.
— В шошонском племени часто практикуют удаление беременной подальше от племени пока она вынашивает потомство.
— При чем тут шошонское племя? Мама уже не считалась шошонкой!
— Внимательная. Ладно, — делает многозначительную паузу и смотрит на меня исподлобья, — Не хотел тебе этого рассказывать, но видимо придётся на чистоту.
В конец запутавшись я не нахожу, что ответить.
— У нас с Вэноной были очень доверительные отношения. Когда случилась беда, она не раздумывая пришла именно ко мне за помощью, — снова долгая пауза, за ней следует вопрос шёпотом, — Ты наверное заметила, что ты светлее обычных индейцев?
Вопрос обескураживает меня настолько, что я, как рыба лишь ловлю ртом воздух совершенно сбитая с толку. Хотя в пору смеяться учитывая с каким заговорщически лицом он это спрашивает. Но нет, я чувствую себя будто голая, аж кожу изрядно покалывает:
— Это то тут при чем?
— Ох вы молодёжь! Недогадливые пошли, все вам на блюдечке подноси, да разжевывай.
— Какое отношение цвет моей кожи имеет ко всему происходящему? — пытаюсь подавить бушующие эмоции, но это очень плохо выходит и пальцы сами по себе начинают предательских трястись.