МЕДИАНН №1, 2019

Голод пожирал разум. Мертвая девчонка забилась в дальний угол пещеры и тихонько подвывала: голос Хозяина могил становился все настойчивее, все слабее слышались собственные мысли. Ее единственного защитника, полуистлевшего старика в грязном рубище, придавили тяжелой надгробной плитой; он бредил, его устами говорил Гробовой колосс.

Девочка понимала: скоро и она вот так же будет повторять одни и те же фразы, позовет своих сородичей надеть пелерину смерти, отдать свой разум Хозяину могил. Незавидная участь — лежать придавленной тяжелым надгробием и ждать, пока кто-то из вечно голодных соплеменников сжалится и поделится едой.

Она твердо решила уйти. Лучше быть пронзенной гарпуном охотников за мертвецами, лучше быть истерзанной свинопсами, чем провести бессознательную вечность в окружении жестоких и жадных оживших трупов.

Покачиваясь, она поднялась на ноги, юркнула в туннель и растворилась во тьме.

Ее сородичи ничего не заметили. Рассевшись поодаль от костра, они бранились, отбирали друг у друга еду и проклинали тот день, когда смерть позволила им вернуться назад.

Выход занесло снегом, девчонка вялыми гребками освобождала себе путь. Снаружи по-прежнему бушевала метель, теневые сосны, ссутулившиеся под тяжестью снега, клонились к земле.

В такую погоду даже самые жирные снегокрысы предпочитали залечь поглубже в нору, а уж поди поищи того, кто терпит мороз лучше них.

«Вернись, дитя, мы станем едины! Мертвая плоть мертвым мирам принадлежит! Останься и восстань», — голос Хозяина могил креп от часа к часу.

Девочка сделала еще несколько шагов и ее не стало. Голод окончательно сожрал разум.

— Давай возьмем ее, пока не убежала! — прохрипел один из всадников. — Упустим!

— Нет, — отрезал старший. — Видишь — умом тронулась.

Они смотрели, как мертвая девочка кружит на месте, словно бы ищет кого-то. Она вела разговор с невидимым собеседником, раз за разом повторяя одни и те же движения.

— Я видел, когда у них начинает ехать крыша, — сказал старший задумчиво. — Они перестают соображать, но хорошо помнят, где их дом. Подождем! Она может привести нас в логово своих. Нам с одной тощей девчонки пользы мало.

Старший внимательно следил за хрупкой фигуркой, мельтешащей в зеленоватом тусклом свете флуоресцирующих грибов. Девчонка еще немного покружилась, затем встала на четвереньки, проползла с десяток ярдов, нырнула в снег и исчезла.

— Х-ха! — довольно воскликнул старший. — Я же тебе говорил, дери тебя белки гнилые. Обратно домой поползла. Они всегда возвращаются к своей могиле, всегда! Хер его знает зачем, но возвращаются. Там-то их можно и взять.

Молодой наездник, глядя на ликующих Умву и старшего, почему-то злился. Его всегда раздражал этот поучающий тон…

Старший с умным видом почесал небритый подбородок кончиком гарпуна.

— Лезь, — сказал старший.

— Что, почему я? — встрепенулся молодой. — Умва любит ямы! Пускай он и лезет!

— Нет, — покачал головой старший. — Лезь ты. Я слишком стар, чтобы скользить по норам, Умва не может широко открывать рот, он не умеет кричать. Значит, остаешься только ты, дери тебя белки гнилые. Лезь!

Молодой нахмурился, от возмущения у него перехватило дыхание. Он до белых костяшек сжал рукоять своего кремневого пистолета, но так и не решился на выстрел: было жаль тратить порох.

— Вот упрямая гнилая белка! Лезь, говорят же тебе. Вернешься с хорошими новостями, я тебе треть от своей пайки пороха отдам. Идет?

— Половину! — сказал молодой, спрыгивая со свинопса. — И два гарпуна.

— Да и хер с тобой, ладно. Два гарпуна.

Молодой осклабился, обнажив щербатый частокол гнилых зубов. Он что-то пробурчал себе в усы и пошел по следу.

Вернулся он очень скоро, должно быть, не прошло и получаса. Всадник верещал, словно девка под мужиком в первый раз. Молодой зажимал ладонью укушенную рану на шее, между грязных пальцев сочилась юшка. Из норы следом за ним выскочила парочка мертвецов, но увидев всадников невдалеке, они поспешили убраться восвояси.

— Замуруют, гнилые белки! Сопляк их спугнул.

Молодому едва хватило сил добежать до своего свинопса. Как подкошенный, он упал у мохнатых лап зверюги, под его головой снег наливался алым.

— Убери руку, — сказал старший, — дай посмотрю. Ну!

Молодой доверчиво отвел ладонь в сторону, показав круглую с рваными краями рану. Кровь вырывалась толчками, шевеля разгрызенные сухожилия.

— Их там… — хрипел молодой. — Их там не меньше полусотни.

Старший сосредоточенно кивнул. Он достал из-за спины гарпун, размахнулся, и с силой вонзил его в шею молодого.

— Вот так, сынок, — старший сплюнул, глядя на хрипящего и булькающего товарища. — Не думай, что ты умнее всех!

Старший достал из седельной сумы обрывок пергамента и кусочек угля. Быстрыми движениями он набросал несколько строчек.

— Умва, мигом в Ауш! У нас тут крупная добыча, нужна подмога! — Старший передал записку немому наезднику.

Умва пришпорил своего свинопса, и тот понесся бешеным галопом сквозь тяжелую морозную тьму.

* * *