Что ни говори, а расслаблять Малышка Ева умела. Стоило двери за ней захлопнуться, как мои веки принялись слипаться. Бросив недокуренную трубку на стол, я накрыл светильник из ведьминых глаз плотной черной тканью, еще раз проверил — работает ли холодильник с выручкой, плотно ли прилегает бак с ворванью, и улегся на тахте в кабинете.
Спалось плохо. Владыка Снов слал мне неспокойные видения, которые я, сколько ни пытался, не мог расшифровать. Огромного величественного кита на моих глазах заживо пожирали черви. Глубоко в пустыне рассыпались в прах циклопические пирамиды, издыхал в агонии каменный безликий сфинкс. Привычное светило сгорало, заменяемое ослепительно-ярким злобным оранжевым глазом без радужки и зрачка, выжигающим благословенные тени.
— Папа! Папочка! Вставай, скорее!
Я проснулся и вздрогнул. От взгляда горизонтальных, как у осьминога, зрачков Капры мне всегда делалось не по себе. Убедившись, что я проснулся, куртизанка нервно облизала нос и отошла от тахты, неловко постукивая копытами по половицам. Приподнявшись на подушке, я ощутил неприятную тревожность. Произошло что-то плохое.
Передо мной стояли все мои подопечные. На лице Рабаля отсутствовали любые эмоции, но беспрестанно шевелящиеся жабры выдавали волнение. Гроздья глаз на теле Лавинии взволнованно моргали; Релей встала слишком близко к вешалке, и щупальца на ее голове принялись оплетать деревянную конструкцию, будто ища опоры. Извивалась кольцами, шелестя чешуей, ревнивая Пита будто чему-то радовалась. Я сонно переводил взгляд с одной на другую, пока не осознал, что не вижу своей любимицы.
— Малышка Ева пропала, Папа Мейсон, — в извиняющемся жесте развела мохнатые черные руки Капра.
— Как пропала? — Я потряс головой, отгоняя остатки сна.
— Мы стучались в ее комнату, чтобы спускалась на завтрак. Думали, ей плохо, а когда зашли… — Рогатая куртизанка опустила взгляд.
— Нет-нет-нет, не может быть! — Я вскочил с тахты, прихватил ведьмовской светильник и спустился на этаж, где жили девочки. Дверь в комнату Евы была распахнута.
К ней я заходил нечасто — Малышка предпочитала приходить ко мне сама, ревностно охраняя свое личное пространство. Комната без нее казалась опустошенной. Белье на кровати измято и скомкано — значит, вчера она все же ложилась. Немногочисленный скарб — несколько старых платьев, осколок зеркала в оправе, инкрустированный изумрудами гребень; все осталось здесь. Открытое окно впускало в комнату холодный ветер, развевающий рваные занавески и приносящий с собой тошнотворный запах с Рыбного рынка. Мою Малышку похитили.
— Долбаный аристократ! — прорычал я, озаренный такой простой и одновременно безнадежной догадкой. — Мерипода!
— Да, папочка? — Девушка взволнованно перебирала педипальпами — знала, что злить меня не стоит.
— Этот чистокровный, долго он пробыл у тебя? — Я угрожающе потянул полу халата в сторону, и Мерипода заслонила лицо руками, точно защищаясь от удара.
— Не больше четверти часа! — застрекотала она, желая поскорее закончить этот разговор, — Ты же знаешь, я умею быстро! Залил меня всю ихором, расплатился с Рабалем и ушел.
— Рабаль? — мое внимание переключилось на очередной плод нечестивого союза. Бастард Властителя Глубин тупо покивал и издал гортанный звук. В подтверждение сказанного, он ткнул пальцем на лестницу, ведущую в гостиную.
В холодильнике, над которым поблескивал иглами тронутый ржавчиной терминал оплаты, я с легкостью отыскал ампулу с кровью потомка Ткущего Мост: бледная жижа лениво клубилась в стекле. Мысленно я возблагодарил Пасть Бездны — к счастью, аристократ, вопреки обыкновению, расплатился собственными жизненными соками. А значит, теперь его можно найти.
— Девочки, сегодня у вас выходной, — проговорил я, вынимая ампулу. Плевать и на доход, и на иерархию. Никто не смеет похищать моих малышек, будь то хоть сам Черный Глашатай, — Отдохните, приведите себя в порядок. Если я не найду Малышку Еву — работы у вас прибавится. Рабаля я забираю с собой, так что на улицу носа не высовывайте и никому не открывать двери, даже мусорщикам!
— Папа, а так ли нужна нам эта Ева? — со спины неожиданно подползла Пита и, оплетая вокруг меня свое чешуйчатое тело, зашипела на ухо, щекоча язычком. — Стоит ли себя подвергать опасности ради этой фифы? Она не зарабатывает и половины того, что приносит тебе каждая из нас-с-с…
— А если бы пропала ты? Или вон, Капра, которой ты плачешься в жилетку после каждого более-менее чистокровного гостя? Ты бы тоже посоветовала никуда не ходить? — отвечал я, сбрасывая с себя тугие кольца чешуйчатой ревнивицы. — Тебя бы устроило, если бы какой-нибудь чистокровный ублюдок набил тебе брюхо своим семенем, и чтобы его дитя разорвало тебя изнутри, предварительно сведя с ума?