Гомеопатия как учение была основана два столетия назад, и в то время медицина была куда более суровой, чем в наше время. Нередко люди не обращались за помощью к врачам не только потому, что это было больно (а это было больно), но и по причине низкой эффективности и высокой опасности назначаемого лечения. Видя, как люди страдают от грубых и даже жестоких методик официальной медицины, то и дело появлялись отдельные персонажи, которые хотели лечить своих пациентов, не вынуждая их испытывать дополнительные страдания. Создать с нуля свою «науку», конечно же, невозможно — нужно на что-то опираться. Ганеман так и сделал. Вот только он опирался на современные ему взгляды науки. Объясняю, в чем это проявлялось.
Прежде всего, считалось, что болезни типа чумы, холеры и хламидиоза вызываются «плохим воздухом» (миазмами). Маска чумного доктора, кстати, появилась именно из-за этого: в носовой части этих масок находились всякие травы, чей запах перебивал вонь, исходящую от больных чумой. Еще раз: опасным считали сам запах. Отдельные персонажи даже думали, что можно растолстеть, вдыхая запах еды. Нормальная же микробиология тогда только-только начинала развиваться. Убедить широкие научные массы в существовании «маленьких животных», видных только под микроскопом, удалось только во второй половине XVIII века. А доказать толком их причастность к болезням смогли только ближе к концу столетия.
Но нормальные ученые открывали новые химические соединения, новые бактерии, новые методы лечения, а гомеопаты продвигали свои старые идеи про миазмы и память воды. Разумеется, их учение теряло популярность с бешеной скоростью. Если поначалу это была вполне себе неплохая замена официальной медицине, то в какой-то момент она стала чем-то вроде необычного развлечения или культурного феномена, если хотите.
В целом законы, сформулированные Ганеманом, — бесполезная антинаучная ерунда, но если вы думаете, что современные методы гомеопатов стали умнее, вы очень сильно ошибаетесь. Как ни странно, ближе к XXI веку популярность гомеопатии снова стала возрастать. Правда, прежний бред про «память воды» прокатывал уже не так хорошо, поэтому нужно было придумать что-то новое. «Современные проблемы требуют современных решений!» — подумали гомеопаты и изобрели «бипатическое введение препарата». Это когда сначала больному дают нормальное лекарство в нормальной дозировке (тот же преднизолон, к примеру), а спустя какое-то время ему дают еще гомеопатическую дозу того же лекарства. Якобы от этого эффект лучше, а побочных эффектов при этом больше не становится. Тот факт, что это напрямую противоречит и химии, и физиологии, гомеопатов не смущает. По всей видимости, эти дисциплины на первых курсах медицинского они не посещали.
К слову, я не просто так использовал в предыдущем абзаце слово «больной» вместо слова «пациент». Потому что очень часто гомеопаты (во всяком случае, отечественные) любят аргументировать свою точку зрения результатами испытаний… на животных. Надеюсь, вы читаете главы этой книги по порядку и уже знаете, что испытания на животных — это самое дно системы доказательств в медицине. И нормальные врачи, получив положительные результаты в эксперименте на животных, продолжают исследования, в конечном итоге проводя аж три фазы клинических испытаний. Гомеопатам, судя по всему, нередко бывает достаточно экспериментов на мышах.
Но и само учение Самуэля Ганемана современные сторонники гомеопатии не забывают. «Органон врачебного искусства» — труд Ганемана — до сих пор переиздается и печатается. Когда-то я сам не понимал, на чем основана гомеопатия и почему она вызывает столько вопросов. В поисках ответов я честно пытался ознакомиться с трудами основоположника этого учения. С самым что ни на есть первоисточником. Но прочитав несколько страниц, я закрыл этот самый «Органон» раз и навсегда. Вот вам несколько цитат оттуда:
1. При искоренении симптомов внутреннее заболевание также всегда излечивается.
2. Раз естественный закон лечения проявляется в каждом чистом эксперименте и факт его существования, следовательно, установлен, не имеет большого значения, как это всё происходит.
3. Невозможно представить, что после устранения симптомов болезни может остаться что-то, кроме здоровья, или что болезненные изменения внутренних органов могли остаться неискорененными.