Медиум с Саутгемптон-роу

Телман не поверил ей – и понял, что Питт тоже не верит, заметив, как напряженно застыли на коленях его руки. Однако Томас не стал оспаривать ее слова.

– Да, безусловно, естественно, – согласился он. – А посещали вы других спиритических медиумов?

На этот раз женщина молчала так долго, что ее нерешительность стала очевидной. В итоге, сдаваясь, она слегка приподняла руку:

– Нет. Признаю, мистер Питт: до встречи с мисс Ламонт я никому не верила.

– А как вы познакомились с ней, миссис Серраколд? – уточнил Томас.

– Мне ее порекомендовали, – сказала Роуз, казалось, удивившись его вопросу.

Питт еще больше заинтересовался ее историей и оживился – хотя и надеялся, что не показал этого.

– Кто же? – спросил он.

– Неужели вы полагаете, что это важно? – парировала его собеседница.

– Либо вы поделитесь со мной этими сведениями, миссис Серраколд, либо мне придется выяснить их самому.

– И вы будете выяснять?

– Да.

– Щекотливый вопрос! И совершенно излишний. – Дама рассердилась, и на ее гладких скулах вспыхнули два ярких пятна. – Насколько мне помнится, это была Элеонора Маунтфорд. Я не помню, как она сама узнала о ней. На самом деле, видите ли, она считалась весьма популярной… я имею в виду мисс Ламонт.

– Она обслуживала много клиентов из светского общества? – невыразительным голосом произнес Питт.

– Не сомневаюсь, что вам это уже известно. – Роуз слегка приподняла брови.

– Да, мне известно содержание ее ежедневника, – согласился Томас. – Спасибо, что уделили нам время, миссис Серраколд.

Он вновь поднялся с кресла.

– Мистер Питт… мистер Питт, мой муж баллотируется в парламент. И я…

– Мне известно и это, – тихо произнес Томас. – И я понимаю, какое преимущество может получить в прессе партия консерваторов, если им станет известно о ваших визитах к мисс Ламонт.

Женщина покраснела, но вызывающе взглянула на него, не спеша с ответом.

– Мистеру Серраколду известно, что вы посещали мисс Ламонт? – спросил он.

Взгляд Роуз дрогнул.

– Нет, – едва слышно вымолвила она. – Я ходила к ней в те вечера, которые он проводил в клубе. А в клуб он ходит регулярно. Это было вполне удобно.

– Не слишком ли велик риск? – задумчиво произнес Томас. – Вы ходили одна?

– Безусловно! Это чисто… личное дело. – Дама с трудом выдавливала из себя слова, и ей явно стоило огромных усилий попросить полицейского: – Мистер Питт, если б вы смогли…

– Я буду предельно сдержан, по возможности, – пообещал он. – Но любые ваши воспоминания могли бы помочь нам.

– Да… конечно. Мне хотелось бы кое-что обдумать. Помимо вопросов правосудия… мне самой будет не хватать ее. Всего доброго, мистер Питт… инспектор…

Роуз чуть помедлила, забыв фамилию Телмана. Но она явно не сочла это важным и, не утомляя себя ожиданием его подсказки, выплыла из комнаты, предоставив горничной проводить гостей к выходу.

Дом Серраколда полицейские покинули в полном молчании. Томас осознавал, как смущен Сэмюэль, да и сам испытывал сходное замешательство. Миссис Серраколд совершенно не соответствовала его представлениям о жене человека, которого так расхваливали в свете его возможного выбора в высшее государственное учреждение. Эксцентричная, оскорбительно высокомерная, она тем не менее восхитила его своей честностью. Ее наивные идеалистичные взгляды порождались стремлением к толерантности, не доступной, правда, ей самой.

Но главное было в том, что она осознавала свою уязвимость, раз за разом посещая сеансы Мод Ламонт и отчаянно желая что-то узнать у нее, хотя и понимала, какими губительными последствиями это может обернуться, если об этом узнают. И волосы у нее оказались длинными и светлыми, золотисто-пепельными. А у Томаса никак не выходил из головы тот волос на рукаве Мод, и его появление там могло быть как важным, так и чисто символическим.

– Выясните поточнее, как Мод Ламонт заполучала клиентов, – сказал он Телману, когда они, увеличивая темп, удалялись от особняка мистера Серраколда. – Узнайте, сколько ей платили. И одинаково ли она оценивала свои услуги для разных клиентов? А еще узнайте, как это соотносится с ее доходами.

– Шантаж? – бросил Сэмюэль с нескрываемым отвращением. – Душераздирающая ситуация, и кто же мог купиться на такую… чепуху? Впрочем, дураков всегда хватало с избытком! И неужели все они с готовностью платили за молчание?

– Это зависит от ценности имевшегося у нее компромата, – ответил Питт, сойдя с тротуара на мостовую и обходя кучу лошадиного навоза. – У большинства семейных людей есть секреты, которые они предпочли бы не раскрывать. Не обязательно преступление, просто неблагоразумные поступки или слабости – ведь мы всегда боимся, что их могут использовать против нас. Никому не понравится, если его выставят дураком.

Телман напряженно смотрел вдаль.

– Дурак уже тот, кто ходит к подобной особе и верит, что извергаемые ею яичные белки являются посланием из мира духов, – бросил он со злостью, порожденной жалостью, которой ему решительно не хотелось испытывать. – Но я выясню о ней все возможное. И больше всего мне хочется узнать, каким же образом она дурила людей.