Но для Али — стена словно пела на все лады, и магия расходилась от камня ласкающими волнами. Он приложил к стене ладонь.
— Патару саввасам, — приказал он по-гезирийски.
Стена растворилась, и, когда туман рассеялся, взору предстала буйная фауна Бир-Набата. Али остановился, любуясь свежей, изобильной красотой места, заменявшего ему дом в последние пять лет. От такого великолепия захватывало дух. Деревня, которую Али, впервые попав в Бир-Набат, застал безжизненной и иссушенной голодом, изменилась до неузнаваемости. Похоже, во времена своего основания Бир-Набат был поистине цветущим раем — останки водосборных бассейнов и акведуков, а также масштабы и сложная архитектура построенных людьми храмов наводили на мысли о периоде регулярных дождей и процветании населения. Но джинны, занявшие их территорию, уступали им в численности. Много веков они перебивались лишь парой непересохших родников да мародерством.
Но к тому моменту как в деревне появился Али, и от этих родников почти ничего не осталось. Бир-Набат находился в отчаянном положении — настолько отчаянном, что его жители отважились пойти наперекор своему королю и приютить чужака, молодого принца, найденного полуживым в расселине неподалеку. Они были согласны даже не обращать внимания на то, что глаза принца блестели цветом мокрого битума, когда он был чем-то расстроен, а его ноги и руки покрывали шрамы, которые неспособен оставить никакой меч. Для Гезири из Бир-Набата это не имело значения. Имело значение то, что Али подарил им четыре новых родника и два нетронутых водоема, воды в которых хватало для орошения всего Бир-Набата на много веков вперед. И вот уже вокруг новых домов были разбиты небольшие, но урожайные огородики, на которых росли ячмень и дыни, а все больше и больше джиннов покидали шатры из дыма и сернобычьих шкур, предпочитая им сооружения из бутового камня и матового стекла. Финиковые пальмы росли здоровыми, толстыми и высокими, снабжая деревню тенистой прохладой. Восточную часть Бир-Набата отдали под сад, где побеги инжира хорошо прижились меж цитрусовых деревьев, бережно обнесенные изгородью для защиты от стремительно растущей популяции коз.
Они прошли мимо деревенского рынка, работающего в тени исполинского древнего храма, вытесанного прямо в скале, мимо аккуратных лепных колонн и прилавков, ломящихся от волшебных товаров. Али улыбался, отвечая на приветственные кивки и выкрики рыночных торговцев, и чувствовал умиротворение.
Внезапно одна торговка перегородила ему путь.
— А, шейх, я вас везде ищу!
Али захлопал глазами, возвращаясь с небес на землю. Перед ним стояла Рима, женщина из семьи касты ремесленников.
Она помахала у него перед лицом свитком.
— Проверьте, пожалуйста, все ли в порядке с этим контрактом. Готова поклясться, что этот ушлый южанин, Билкисов раб, пытается меня обжулить. Моему товару нет равных, и я точно знаю, что зачарованные корзинки, которые он у меня скупает, должны приносить больше прибыли.
— Ты ведь понимаешь, что я сам — один из этих «ушлых южан», как ты выражаешься? — заметил Али.
Кахтани были выходцами из горного региона на южном побережье Ам-Гезиры и чрезвычайно гордились своим родством с джиннами-прислужниками, которых сам Сулейман некогда даровал Билкис, королеве древнего Сабейского царства.
Рима помотала головой.
— Вы из Дэвабада. Это совсем другое, — задумалась она. — Это, пожалуй, намного хуже.
Со вздохом Али взял у нее контракт. После того как целое утро он копал новый канал, а потом летал на заххаке, который все норовил его скинуть, сейчас ему больше всего хотелось рухнуть в постель.
— Я проверю.
— Спасибо вам, шейх.
Рима ушла.
Али с друзьями продолжили путь, но не успели далеко уйти, когда их, пыхтя, перехватил деревенский муэдзин.
— Брат Ализейд! Мир и процветание твоему дому! — Серые глаза муэдзина смерили его беглым взглядом. — Батюшки, да ты же с ног валишься!
— Я как раз собирался…
— Ну да, ну да. Но, послушай… — Муэдзин понизил голос. — Не мог бы ты завтра, если будет такая возможность, провести хутбу? Шейх Джияд неважно себя чувствует.
— Я думал, брат Табит обычно читает проповедь, когда его отца нужно подменить?
— Да, но… — Муэдзин понизил голос еще немного. — Я не выдержу больше его разглагольствований, брат. Просто не выдержу. В прошлый раз он только и распинался о том, что музыка лютни отвлекает молодежь от молитвы.
Али опять вздохнул. С Табитом они не ладили — в основном потому, что Табит свято верил всяким слухам из Дэвабада и каждому встречному-поперечному рассказывал, что Али-де лжец и предатель, которого подослали в Бир-Набат, дабы ввергнуть в пучину «городских грехов».
— Ему не понравится, когда он узнает о вашем предложении.
Акиса фыркнула.
— Напротив. У него появится новая тема для нытья.
— И народ любит твои проповеди, — поторопился добавить муэдзин. — Ты всегда находишь такие замечательные темы. Это полезно для укрепления их веры, — закончил он рассудительно.
Приходилось отдать ему должное: отказать муэдзину было практически невозможно.
— Хорошо, — пробурчал Али. — Я согласен.
Муэдзин пожал ему плечо.
— Спасибо.