Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Только теперь он сумел наконец понять, отчего Сюаньминь всё не отзывался. Как-никак, такого рода сцена была попросту невиданной и неслыханной.

Ещё минуту назад этот Старейший всё болтал и болтал без умолку — и без капли смирения; кто же мог подумать, что, свесив голову, он в самом деле может вдруг оторвать её?

— Где… где тело? — спросил Цзян Шинин, запинаясь.

Лу Няньци, с чьего лица всё ещё не сошёл испуг, повернулся к Сюаньминю и уставился на него во все глаза.

Сюаньминь не издал ни звука, нисколько не переменил выражение лица, лишь сунул руку в потайной мешочек и достал теперь неполное бумажное тело. Прежде резвый лист лежал в его ладони совершенно неподвижный, словно бы по-настоящему стал лишь тонкой бумагой — обыкновенной и бессловесной.

Цзян Шинин открыл было рот, но не знал, что следует сказать. И Лу Няньци заговорил первым:

— Он, он человек или призрак? Он сможет жить — вот так?

— Должно быть… — бессознательно ответил Цзян Шинин, однако обнаружил, что не может продолжить. Помедлив немного, он бережно поднял с земли хрупкую голову и попытался позвать: — Сюэ… Сюэ-сюн? Ты ещё в сознании? Если в сознании, откликнись.

Тишина.

Он задержал дыхание на мгновение — и не услышал никого ответа. Его рука, что держала голову Сюэ Сяня, тут же дрогнула, и он торопливо положил её Сюаньминю на ладонь.

— Если склеить мучным клеем, это поможет пробудить его? — спросил Лу Няньци невыразительно.

«Поможет ли это? Ты видел, чтобы отрубленную голову приклеили и человек жил дальше? Может, попробуешь, а я посмотрю?»

Цзян Шинина до тошноты переполняли слова, но, в конце концов, Лу Няньци был ещё юн, и он сдержался, проглотив всё обратно, и с тревогой и волнением посмотрел на разделённое мёртвое тело Сюэ Сяня.

В итоге он услышал, как Сюаньминь, не поднимая глаз от ладони, заговорил вдруг:

— Спасти невозможно, остаётся сжечь.

Цзян Шинин и Лу Няньци воскликнули едва ли не в один голос:

— Что?!

Сюаньминь не изменился в лице — облик его был равнодушно-холодным. Увидев это, Цзян Шинин поверил, и тотчас ноги его несколько ослабели.

— Учитель, ты говоришь всерьёз?

— Я не собираю мёртвых бумажных человечков, — ответил Сюаньминь и поднёс талисман, горевший всё это время в другой руке, к бумажному телу Сюэ Сяня.

За миг до того, как языки огня коснулись бы бумаги, тихий голос раздался у самого уха Сюаньминя:

— Прекрати, как смеешь!

Этот голос исходил уже очевидно не от бумаги, скорее, разливался из пустоты рядом с ухом Сюаньминя.

Подавленный Цзян Шинин, веря и не веря разом, услышав, резко поднял голову, всмотрелся в Сюаньминя в упор, обошёл его, сделав полный круг, но не осмелился заговорить, ведь не нашёл и следа Сюэ Сяня.

В действительности же в тот миг, когда бумага рвалась надвое, Сюэ Сянь, чтобы избежать новых физических страданий, напрасных и жестоких, попросту выдернул из неё свой дух. Дух был неосязаем, подобен ветру или самой жизненной силе — и никто не мог его увидеть. По счастью, это как раз соответствовало желаниям Сюэ Сяня: он допустил безрассудную небрежность — и упустил собственную голову; истинное унижение, после которого он не желал встречаться с кем-либо лицом к лицу.

Так что он в полном безмолвии расположился позади Сюаньминя — как совершенное воплощение духа за спиной[50].

Изначально он полагал вот так незаметно плыть по воздуху и устрашающе нашёптывать Святоше на ухо, чтобы тот перепугался до потери самообладания.

Кто знал, что Сюаньминь, и разу не оглянувшись, ответит ничуть не удивлённо:

— Больше не притворяешься мёртвым?

Сюэ Сянь промолчал.

Вот что называется — на каждую силу есть противосила. С тех пор как встретил этого Святошу, Сюэ Сянь чувствовал, что вот-вот выблюет всю свою кровь без остатка.

— Как ты узнал, что я притворялся мёртвым? — устрашить Сюэ Сяню не удалось, зато его самого одолела злость, и он целую вечность давился ею, прежде чем процедил вопрос сквозь зубы.

Ничто в лице Сюаньминя не изменилось, когда он перевернул ладонь, убрал бумагу, которую прежде собирался сжечь, обратно в потайной мешочек и ответил ровно:

— Век проклятья — тысячелетие.

Сюэ Сянь хотел отправить его прямиком на Небеса.

Вот только…

Помня о некоторых тонкостях, Сюэ Сянь снова через силу подавил свою вспыльчивость. С превеликим трудом он уступил, сказав:

— А, ладно, человеку вроде меня не пристало опускаться до уровня такого Святоши, как ты. Неси свою чепуху.

Услышав это, Сюаньминь наклонил голову и скользнул взглядом по пустоте возле уха, видимо, ощутив, что с этим злобным созданием что-то не так, раз оно стерпело и не стало огрызаться, высказывая всё недовольство.

Сюэ Сянь тайком прочистил горло, вероятно, чувствуя, что озвучить суть дела ему будет стоить немалого стыда. Он взглянул на прислушивающихся Цзян Шинина с Лу Няньци и решил понизить голос ещё немного.

Дух был неосязаем, потому размеры не имели значения: толстый ли, худой — всякий уподоблялся дуновению ветра. Он подобрался ещё сильнее, подплыл к самому краешку уха Сюаньминя и выдохнул так тихо, что никто другой услышать не мог:

— Святоша, давай договоримся.