Медный страж

— Ты чего, Ксандр?! — заорал Олег, выдергивая саблю. — Наших бьют! Сближайся!

— Да пошел ты… — тяжело выдохнул кормчий, наваливаясь на весло.

Ладья опять накатилась на корабль, ударилась, и опять вперед прыгнули пятеро варягов. Ведун передернул плечами, снял с борта судна щит — его личный остался на корме — и пошел вперед. Внизу живота возник и растекся по телу озноб страха, густо перемешанного с азартом. И сейчас важно было не то, ради чего он намерен драться на этот раз, а то, удастся ли ему справиться с этим страхом или страх победит его.

Нос накатился на корабль в третий раз.

— Наших бьют!!! — Середин прыгнул вперед, увидел, что падает на выставленные копья, толкнул щит вниз, наваливаясь на жала им, а не телом, рухнул на палубу, плашмя рубанул копейщиков по ногам, вскочил, расставил сапоги, стараясь не поскользнуться в кровавых лужах. На корме корабля пятерка скандинавов успешно теснила к борту трех отчаянно отмахивающихся ятаганами, смуглых остролицых арабов, чуть ближе, ничуть не смущаясь, один на один рубился варяг с иссиня-черным мавром в цветастой чалме. Под ногами у них, рассыпая угли, каталась жаровня. Угли шипели в крови, но пахло все равно паленым мясом. У мачты, прижавшись к ней спиной, стоял в распахнутой до пупа рубахе, болтающейся над широким кушаком, круглолицый моряк с саблей, перед которым распласталось трое скандинавов.

— Поговорим? — предложил ему Олег. Моряк хмыкнул, сделал шаг, присел, подбирая варяжский щит. Ведун ринулся вперед, увидел выброшенный навстречу клинок, отбил его щитом, налетел на чужой, ударил саблей вниз, в выпирающий кончик красной бархатной туфли. Противник вскрикнул от боли и неожиданности, а Олег, пользуясь его заминкой, провернулся и размаху рубанул саблей ему под основание затылка. Голова отделилась от позвоночника и на лоскуте кожи повисла перед грудью. Тело споткнулось, осело на варягов. Середин опустил оружие, и почти сразу через борт перемахнула еще пятерка из судовой рати. Однако схватка уже закончилась; против пятерки на корме остался только один боец, мавр хрипел под бортом, а остальные трое защитников корабля ползали с подрезанными ногами.

— Вот он, мир чистогана, — переведя дух, ведун вытер саблю о кушак мертвого моряка. — С кем дрались — неизвестно, но добыча явно есть.

Сейчас его больше всего беспокоила пропавшая жаровня. Откуда-то явственно припахивало дымком, но самого дыма видно не было.

Боец на корме еще продолжал отмахиваться от откровенно веселящихся варягов, а победители уже начали осваиваться на захваченной посудине. Раненых быстро и без лишней жестокости покидали за борт, ладыо подтянули и увязали борт к борту, благо слабое волнение позволяло, варяги начали сбивать крепление крышки трюма. Кто-то полез в небольшую носовую надстройку, и оттуда послышался истошный женский визг, довольный мужской смех. Наверное, это были женщины для команды — точно такие же, как покупал своим людям Любовод. А может, и нет — какая разница?

Олег перевалился через борт на ладью и пошел в свою каюту. Он не мог изменить законов этого времени. Но мог хотя бы не участвовать в их исполнении.

— Ты не ранен, господин? — Урсула, стоя на топчане на коленях, помогла ему избавиться от бриганты и тут же, не останавливаясь, принялась стаскивать рубаху.

— Я знаю, им сейчас не до тебя. — Девочка скинула с себя одежду. — А я дам тебе отдых, облегчение. Я же вижу, ты на себя не похож.

— Тебе не надоело меня соблазнять? Рано еще заниматься такими играми, малышка. Ты еще слишком маленькая.

— Я и не думаю тебя соблазнить, господин… — Она вытянулась во весь рост у стены и вдруг перекатилась, оказавшись совсем рядом, прижалась к его ноге. — Я прошу у тебя милости, господин. Подари мне немного ласки… Только ласки. Ты же можешь, я знаю.

— Ласки? — Ведун присел рядом, провел кончиками пальцев от ямочки между ее ключицами вниз, между маленьких грудей, через солнечное сплетение, живот, ямочку пупка и дальше, разведя пальцы через маленькие черные кудряшки, скользнул вниз по внутренней поверхности бедер. Улыбнулся ее разочарованию, легонько прикоснулся к соскам, положил ладонь на живот, повел ею через бок за спину. Гибкое тело отозвалось, выгнулось, само нашло бедром его ладонь. Урсула, зажмурившись, повернулась на бок, высунула меж губ кончик языка, по-кошачьи скребнула ладошками по шкуре, опять откинулась на спину и согнула колени, чуть разведя их в стороны. Олег не поддался на столь откровенное приглашение, тихонько поцеловал колени, а пальцами провел ей за ушком и вниз, к подбородку.

Невольница оказалась права — тревоги отпустили его. Как ни силен в человеке рассудок, сколь ни важны духовные муки — но природа всегда оказывается сильнее.

Хлопнула дверь — девочка пискнула, мгновенно переместившись под шкуру, а Любовод рассмеялся:

— Ну что я сказывал? Это ж какова зазноба, коли на меч двух таких ладных невольниц взял, а он вместо них все со старой воркует?