Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе

Среди гостей был и Бюффон. «Естественная история» Бюффона, который в одной из статей Энциклопедии был назван гением, вызвала ожесточенную критику со стороны церкви. В первых томах Бюффон, отстаивая идею об изменяемости видов под влиянием условий среды, сделал опрометчивые допущения о происхождении осла от лошади. Гнев церковников не заставил себя долго ждать. По поводу ошибок в первых томах «Естественной истории» было опубликовано письмо теологов Сорбонны: «Автором владеет еретическая идея эволюции, тогда как известно, что все животные по паре вышли из рук творца и были тогда такими же, как сейчас. А г-н Бюффон утверждает, что виды произошли от смешения и изменения видов, что осел – выродившаяся лошадь. Он проводит кощунственные опыты: скрещивает быка с ослом, овцу с козлом, собаку с волком; кролик покрывает курицу, и следует ждать от этого какого-то невиданного потомства… Но за двадцать веков со времен Аристотеля не было установлено появления новых видов. Далее – если осел произошел от лошади, то почему между ними нет промежуточных форм? Бесплодие гибридов также противоречит эволюционной идее. Итак, осел есть осел, а никак не выродившаяся лошадь».

Бюффон сделал все, чтобы избежать придирок богословов. В ответ на письмо Сорбонны он опубликовал свое покаянное письмо, чем вызвал недовольство энциклопедистов. Однако Бюффон вовсе не отказался от проповедования своих взглядов, но стал облекать их в менее уязвимую форму. Он изложил идею эволюции, а затем публично отрекся от нее, не предоставив сколько-нибудь убедительных доказательств обратного. Усыпив бдительность иезуитов, чтобы избежать нападок, он продолжал высказывать самые рискованные мысли, представляя их на размышление читателя, а затем развивал вполне благочестивые рассуждения на эту тему, делая вид, что его позиция совпадает с позицией оппонентов, как, например, в вопросе о происхождении человека от орангутанга.

– Любую мысль можно высказать иносказательно, – делился он опытом в кругу энциклопедистов. – Совсем не обязательно соглашаться с ней самому, достаточно убедить читателя в том, что я неправ.

– Значит, вы действительно допускаете мысль о том, что человек имеет в качестве своего предка орангутанга? – едва сдерживая негодование, спросил его Руссо.

– А почему бы и нет? – невозмутимо ответил Бюффон. – Также и Линней считал, что существует один из видов обезьян, который слился с человеческим видом. Если судить по форме, то некоторые виды обезьян вполне могут быть приняты за разновидность человека.

– Возможно, вы и произошли от обезьяны, но я отказываюсь признать своим предком орангутанга, – вспылил Руссо. – Если вы делаете такое допущение, что человек произошел от обезьяны, то почему бы не предположить и обратное – что обезьяна произошла от человека, и обезьяны – это бывшие люди?

Бюффон, не обращая внимания на реплику Руссо, продолжал:

– Да, с точки зрения церкви человек – совершенно особое существо, созданное в отличие от скотов по образу и подобию Божьему. Человек действительно шедевр природы, он стоит во главе животного мира, но это ничего не значит. Природа вовсе не так целесообразна, как это представляет церковное учение. Частые болезни, ненадежность человеческого организма – может ли быть таким несовершенным божье творение? В главе моей «Естественной истории» о свинье, рассматривая строение ее ноги, я указывал на два пальца, которые совершенно не нужны свинье для хождения…

– А вы абсолютно уверены в этом? – иронически осведомился у него Руссо. – Ведь может так случиться, что через сто лет наука выяснит совершенную необходимость этого органа. Утверждать столь категорично можно, лишь зная абсолютно все и об этой свинье, и о мире, который ее окружает…

Из энциклопедистов, пожалуй, один Руссо одобрял работу Фальконе в церкви Святого Рока. «Рок – это разумные требования, чтобы мы терпеливо сносили несчастья, старались иногда предвидеть будущее и понять самих себя, чтобы знать, добро или зло для нас то, что с нами случается», – рассуждал Руссо. Дидро, напротив, скептически относился к тому, что Фальконе сделал для церкви Святого Рока. «Вы освящаете своим талантом фанатизм и невежество, – с досадой говорил он Фальконе. – Вера в рок и судьбу наивна и удобна лишь для безвольных людей. Человек сам творец своей судьбы. Личность, избавленная от гнета церковных суеверий и слепой веры в судьбу, становится свободной».