Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе

Екатерина II, проводя столь жесткую политику по отношению к французскому правительству, начала поддерживать и тех, кто находился к нему в оппозиции, памятуя, видимо, о том, что действия польских диссидентов очень помогли ей в Польше. В первый же месяц после своей коронации Екатерина II через графа Шувалова предложила Д’Аламберу на весьма выгодных условиях приехать в Россию для воспитания своего сына, малолетнего наследника русского престола великого князя Павла Петровича. Д’Аламбер отказался, но эффект этого смелого поступка был просто ошеломляющим. Второе, что она предприняла, – это подписалась на французскую Энциклопедию. Она вступила в переписку с Вольтером и предложила печатать ее в Петербурге или в Риге. Неслыханное дело! Русская императрица – в числе подписчиков запрещенной во Франции книги! Пощечина Версальскому двору! Французская монархия, мнящая себя просвещенной, преследует философов, а русская императрица протягивает им руку помощи и поддержки!

В это время Дидро намеревался продать свою библиотеку, чтобы обеспечить приданым свою дочь Марию Ангелику – единственную из оставшихся в живых четверых его детей. Узнав об этом, императрица Екатерина II решила купить его библиотеку за 15 тысяч ливров, предоставив владельцу право пользоваться ею пожизненно и даже выплачивая ему содержание как ее хранителю. Естественно, что вскоре весь Париж заговорил о переменах в России и новой просвещенной правительнице, обосновавшейся там.

Она интересовалась искусством и начала приобретать картины для своей дворцовой коллекции «Эрмитаж». Дидро стал в этом ее главным советником и посредником. Нелюбовь к французскому правительству удивительным образом сочеталась в ней с любовью ко всему французскому – литературе, искусству и даже модам. Понимая, что ничто так не украшает коронованных особ, как блеск их придворных художественных галерей, Екатерина II приобретала в огромных количествах художественные произведения в Париже и других европейских столицах, заказывала и покупала картины непосредственно в парижских мастерских. Уже через несколько лет живописные коллекции французской живописи в Петербурге стали несравненно богаче коллекций короля Франции. Вывоз из Франции промышленных образцов стал правилом. Правительство ничего не могло поделать. Энциклопедисты были как бы государством в государстве. Герцог Шуазель, государственный министр Франции, стал неумолимым врагом Екатерины, когда из-под его носа она перехватила несколько крупных коллекций. Галерея барона Тьера – полотна Рафаэля, Ван Дейка, Рембрандта, Пуссена – положила основание Эрмитажу. В перепродаже произведений искусства Екатерине II помогал и Мельхиор Гримм, которого считали, видимо не без оснований, русским резидентом во Франции. По крайней мере он много делал на пользу России. Никто не знал, чем занимается этот человек, кто он – писатель или дипломат. Он был завсегдатаем салонов высшего света и был известен тем, что выпускал газету «Литературная переписка», подписчиком которой была русская императрица и в которой сотрудничал Дидро.

Как-то Дидро, провожая Фальконе, заговорил:

«Помните тот день, когда мы впервые встретились у мадам Жоффрен? Я тогда уже был женат почти пять лет. Я женился, когда мне было тридцать. Она была дочерью моей квартирной хозяйки. Отец не давал согласия на наш брак, ее мать тоже была не в восторге. Ее можно понять – нищий интеллектуал в заплатанных штанах, не имеющий ни состояния, ни определенных занятий, ни положения в обществе. Мы обвенчались тайно».

Дени замолчал и задумался. Тень легла на его лицо. После продолжительной паузы он вновь заговорил:

«Самое ужасное – это то, что я уже не люблю свою жену. Она прекрасный, добрый и преданный человек, но она не понимает меня. Я давно не близок с ней. Я понимаю – это нехорошо, но я ничего не могу с собой поделать – лучше гильотина. А ведь когда-то я любил ее. Вы удивитесь, если узнаете, на какие хитрости я шел, чтобы завоевать ее расположение. Я притворился тяжелобольным, и она целый месяц ухаживала за мной. Брак – тяжелая ноша, которую несут люди. Я не знаю счастливых браков. Первая влюбленность, как правило, вскоре сменяется постылой каторгой. Зачем этот пожизненный договор? Почему люди должны мучить себя и других ради каких-то поповских выдумок? Почему человек не может быть свободным от этих мучительных обязательств?»

Фальконе покачал головой: «Вы считаете, что человек может стать свободным, расторгнув брак? Но однажды его заключив, он уже делается несвободным навсегда. От этого никуда не деться, нравится нам это или нет. У человека нет другого выбора, как только смириться и строить свое счастье там, где он его однажды выбрал, или нести свой крест».

«Да, ваши взгляды мне известны, – рассеянно ответил Дидро. – Но я, кажется, отвлекся от первоначальной темы нашего разговора. Так вот, когда мы с вами познакомились, я как раз сблизился с одной женщиной. Мы вместе с ней переводили, деньги я отдавал ей. Потом я порвал с ней и с головой ушел в Энциклопедию…»