Медвежьи невесты

Понравилась ли им новая родственница — Нина не могла дать однозначный ответ на этот вопрос. Как-то Юра обмолвился, что сёстры его были близкими подругами с Тамарой и, вероятно, чувствовали себя теперь предающими уже тем, что вынуждены гостеприимно привечать в своём доме вторую жену, и пусть натянуто, но всё же улыбаться. Дружба дружбой, а брат, конечно, дороже. И всё же в их отношении к Нине оставалась какая-то неловкость.

Вероятно, причиной тому был портрет. Тщательно выполненный карандашом, в простой, но безупречной деревянной раме (и в самой работе и в её оформлении Нина сразу узнала руку мужа).

На белом листе бумаги была изображены молодая женщина с картинно разбросанными по плечам тёмными волосами, чуть раскосыми глазами и капризной линией губ.

— Вы ведь художник? — спросила как-то, как говорится, ни с того ни с сего, соседка.

Просто встретились случайно на улице.

Она же никогда ни о чём не спрашивала, и вдруг… Но сама неожиданность вопроса заставила Юру улыбнуться: значит, неприступная пава-соседка размышляла о нём.

— Можно сказать, и так, — не стал оспаривать Юра.

Личико соседки, на котором обычно все чувства скрывало паранжой — не иначе как показное — безразличие, оживилось и даже порозовело.

— А вы могли бы нарисовать, к примеру, меня? — в вопросе не было ни кокетства, ни смущения, и это снова подкупило Юру.

— С удовольствием, — обрадовался Юра возможности остаться с соседкой наедине хотя бы на полчаса и лукаво повёл бровью. — Только сможете ли вы сидеть без движения так долго?

— Очень долго? — насторожилась и как будто даже расстроилась соседка.

— Если писать маслом, то да, — не стал скрывать Юра. — А если карандашом, то не очень.

— Тогда карандашом, — соблаговолила соседка.

Красивым было, скорее, само творение художника, чем изображённая на портрете.

Рисунок, а не натурщица.

Нина тем не менее почувствовала укол ревности, инстинктивно угадав, чей портрет висит в гостиной.

Странно, почему она не заметила его в прошлый раз. Видимо, потому, что спешили, и было не до случайного соприкосновения с прошлым.

На этот раз Юра остановил на портрете долгий уличающий взгляд, перевёл его на лицо матери и произнёс твёрдо и отчётливо, как выносил приговор, не подлежащий апелляции:

— Немедленно сними…

— Но, Юра, ведь красивый же портрет, — пыталась было протестовать мать, но сын так решительно вышел из комнаты, оставив перед выбором: он или память о прежней невестке в их доме, что она быстрым движением сдёрнула рисунок в раме и поставила лицом к стене за диван.

Впрочем, и мать мужа, и сёстры так тепло отнеслись к Валерику и Людочке, что даже мысленно Нина не смела их ни в чём упрекнуть, тем более, что время сделало своё дело: ослабило первую натянутость отношений, как струны на гитаре, чтобы в сад заструилась проникновенная и светлая мелодия с лёгкой примесью грусти.

Вскоре предстояло расставаться: от Юры пришла уже телеграмма, снова зовущая на Урал. Но свекровь была тем не менее настойчива и уговорила Нину остаться с детьми ещё на месяцок запастись витаминами на долгую уральскую зиму.

В саду как раз поспели яблоки.

35

… Название посёлка свидетельствовало о том, что придумавший его, явно, не утруждал свою фантазию. А, может, просто любил аккуратно пронумерованный, расфасованный по ячеечкам порядок.

Как бы то ни было, посёлок назывался Четвёртый. Таким же, казённым, геометрически правильным было в посёлке жильё. Оно отдавало лагерной жизнью, но скорее, не заключением, а, пожалуй, даже приключением, несмотря на то, что перемещение из пункта А в пункт В, конечно, не из праздного любопытства, а с вполне определённой заданной целью — кормить себя, семью и страну.

В общем, это были четырёхквартирные складные финские домики.

Юру с семьёй поселили в одном из таких домиков без особых примет. Одна квартира по соседству пустовала, хозяин другой тоже со дня на день собирался вернуться в родные места. А второй сосед был весельчак и охотник. Не только до дичи и зверя, но и до всякого рода розыгрышей.

Кроме двух одинаковых улиц из одинаковых домиков-квадратов в посёлке всего-то и было, что клуб и магазин, располагавшиеся в одном бараке, единственном отличном от остальных, так как сделан он был из брёвен.

Строили посёлок заключенные. Некоторые, которым Четвёртый стал родным домом, остались здесь и отбыв наказание. Раньше строители жили в бараках, холодных, неудобных, теперь пустующих, поросших травой и малиной.

Малины вокруг было много, так и манила, душистая, девчонок, птиц и, говорят, медведей, известных охотников до лесного лакомства.

… Уже с первых дней Юра и на новом месте успел прослыть драчуном, хотя мордобой был вынужденным, а причина более чем уважительная, с чем наверняка согласится каждый, у кого хотя бы однажды была собака.

… Тайна досталась Юре и Ниной от прежних жильцов, уже достаточно подзаработавших и с чистой совестью вернувшихся куда-то поближе к Москве, а может быть, в одну из советских республик. Как бы то ни было, везти в такую даль охотничью собаку не резон, тем более, что здесь она значительно нужнее.