–Вы, детка. Не люблю фамильярностей. Ты скоро станешь Муромцевой, моей снохой, будь любезна проявлять уважение. Кстати, я даже позволю тебе называть меня папой. Так ведь правильно?
– Ни за что, – мой выдох потонул в вакууме, в который превратился весь воздух в комнате.– Что вам надо?
– Я принес подарок,– словно сквозь вату донесся до меня его хрип. Замерла на месте, ощущая прикосновение ледяного металла к груди. Боже, да что же это? Я наверное схожу с ума. – Это ожерелье. Первое, что я смог позволить себе. Я подарил его матери Романа, на его пятилетие. Черт, подумал, что будет символично… Черт,черт, черт.
– Оно прекрасно, – как же я жалко звучу.
– Оно – дешевка,– выплюнул Виктор, отшатнувшись от меня, словно от чумной.– Но тогда я мог позволить себе только это. Считал себя королем мира. А теперь вижу, насколько безвкусна цацка. Подстать твоему платью. Тебе. Мать твою. Накинь на себя что-нибудь. Все равно что, хоть дерюгу. ТЫ же принадлежишь моему сыну. Вот и соблюдай правила приличия. Ты все таки будущая мать моего внука.
– Ты сам ввалился сюда. Зачем, если я так противна твоему взору? – дернула я плечом, наконец выпав из чар его прикосновений. Платье, валяющееся у ног Муромцева, словно сугроб из сахарной ваты, казалось поруганным. Таким же, как моя девственность, после первой встречи с ним. Этот человек –разрушитель. Да и человек ли?
– Принес гребаный подарок, мать твою,– прорычал зверь, дернув на себя руины свадебного наряда.
– Ты же не жених, слава богу,– вредно взвизгнула я, когда его ладонь коснулась моей лодыжки. Дернулась и попыталась ухватиться за воздух, потому что мое тело вдруг потерявшее сцепление с реальностью и слишком блестящим полом, начало заваливаться назад.
– Господи,– прошептал мой будущий свекор. Я поняла, что не упала, не разбилась, мне не больно. Мне, блин до одури, страшно, от того, что его руки крепко прижимают меня к себе. И лифчик и дурацкие лосины, которые я не соизволила снять перед примеркой, единственная призрачная защита от моего самого сладкого кошмара.
– Спасибо, что не дали мне упасть,– прошептала я, прямо в закаменевшие губы Муромцева, которые от чего – то оказались слишком близко.– Но, уже пора меня отпустить. Это становится неприличным. И, вы испортили мое платье.
– Я куплю новое. Сто миллионов платьев куплю,– что это, мне показалось, или в его голосе я действительно услышала страх? Да нет, просто он снова превратился в себя: самоуверенного злого и едкого. И в глазах его не страх, а презрение. Ледяной взгляд. – Мне пора. Ромке скажи, я не буду ужинать дома. И ночевать не буду. Не знаю, когда вернусь.
– А где же вы будете?
– Тебя это не касается, нахальная Красная шапочка, – зло выплюнул Муромцев, накинул мне на плечи обрывки кружев и быстрым шагом пошел к двери.
*****
Он бежал. Бежал из собственного дома, словно испуганный глупый олень от лесного пожара. Уносил свои дорогие ботинки от чертовой девки с глазами как у Бемби из мультика. И похожа она была на падшего Ангела, с этими обрывками дешевого свадебного уродства, которыми он пытался прикрыть невесту сына от своего взгляда. Тряпки повисли на ее плечах, будто крылья, и тогда он понял, что если не уйдет вот прямо сейчас, то станет клятвопреступником. Он ведь обещал розовому младенцу, которого качал на руках, перехватив у юной своей жены, что даст ему все. Даст, а не отберет. Так что бежал то он от себя, а не от курносой беды, которую притащил в дом, давно уже не пухлощекий малыш, Ромка.
– Витя, ты сегодня как замороженный,– проник в его мысли гнусавый голосок красивой и холеной, но абсолютно пустой, стервозной Риши.– Ты мне таким не нравишься. Что – то случилось? Снова твой сынуля накосячил? Слушай, перебесится он. Оставь в покое парня. И тебе будет спокойнее. Я его видела, кстати, на днях в клубе "Мрак".
– Он женится,– хмыкнул Муромцев, чувствуя прикосновение острых ноготков к своему животу, скользящих вниз, бесстыдно и по-хозяйски.– И на будущее. Я давно вышел из того возраста, когда прислушиваются к советам платных баб. Делай свое дело.
– Да ну,– изогнула дорогую бровку красотка, вот уже пять лет служащая для Виктора лекарством от стресса. И вид сделала, что не обиделась, хотя по раздувающимся крыльям тонкого носа, он видел – она в ярости. Но сегодня волшебная пилюля казалась ему пресной обманкой. Как БАД из мела, на который надеются как на последнюю панацею, но эффекта не получают. – Неужели все таки Коровинскую страшилку вы сосватали? Поздравляю. Неплохая партия, как мне кажется.
– Старайся не думать много, мозг задымится,– хмыкнул Муромцев, переворачивая на спину податливое женское тело.– Острый женский ум никогда не считался афродизиаком. А ты когда пытаешься умничать, меня укачивает.