– Не могу в дом. Эта свадьба… Глафира, ну тетя моя, сейчас руководит установкой арки. А у меня страшно кружится голова. Но я ждала вас. Слушайте. Я хотела… Ваш сын,– она от волнения, наверное, облизала губы острым розовым языком, и Муромцеву показалось, что он сходит с ума. Оглох он точно, и хотел бы еще ослепнуть. Выдрать себе глаза и все выпирающие части тела.– Что с вами? Врача позвать? Сейчас, я помогу.
Поможет она. Да у него чуть аневризма не разорвалась в башке, когда эта ведьма начала расстегивать ему пуговицы на рубашке.
– Я не умираю, блин. Но скоро сдохну от такой заботы,– гаркнул Виктор, резко приняв вертикальное положение. – Подай мне телефон, чертов гусак пытался спереть мобилу. Боже. Маша, не тупи.
– Сейчас,– с готовностью улыбнулась его будущая сноха и поползла по траве, ощупывая газон в поисках проклятого аппарата.– И это, кстати был лебедь.
– Не надо, я сам. И принадлежность поганой птицы меня волнует сейчас меньше всего.
– Вот, я нашла, – радостно вскрикнула Маша и протянула Муромцеву пропажу. Но не удержала равновесия, видимо от того, что резко встала на своих круглых коленках. В ее положении это нормально. Ненормально то, что чертова девка вскрикнула и вцепилась пальцами в его ширинку, явно стараясь не свалиться. Но… Муромцеву показалось, что в небе расцвели салюты. А может не показалось. Потому что мир наполнился криками рабочих и грохотом. Но сейчас ему было все по – барабану.
– Простите, – пискнуло это неуклюжее недоразумение, заливаясь свекольной краснотой.– Я … О боги.
– Ложись,– проорал кто – то.
Что – то грохнуло совсем рядом. Девка пошатнулась и разжала пальцы и свалилась к его ногам.
– Боже, боже, великий Один, вас не ранило? Я уволю этого криворукого придурка, отвечающего за пиротехнику,– заголосил короткоштанный придурок, появляясь из клубов дыма, как тень отца Гамлета.
– Выпиши ему премию, он спас меня от грехопадения, – прохрипел Муромцев, подхватывая на руки несопротивляющуюся оглушенную взрывом Машу. Теперь он умирал не от желания, а от ужаса. Девчонка выглядела крайне плохо. Такая легкая, хоть и пышка. Почти бегом бросился к уродскому лимузину, совершенно не соображая. Наплевав на все правила и собственную безопасность. И очень надеялся, что ключи найдёт замке зажигания.
– Я отвезу тебя в больницу,– прошептал в розовое ухо, покрытое запекшейся кровяной корочкой.
– Эта свадьба меня убьет,– улыбнулась Маша, от чего у него вновь начала гудеть голова и съезжать «шифер».
– Где мой сын, мать его? – тихо прошептал он, но Маша услышала и поморщилась.
– Что?
– Где твой чертов жених? Это он должен переть тебя на руках и переживать до одури за младенца в твоем животе. Он, а не я.
– Нет, вы… – эхом повторила дурища и всхлипнула.
Мария
– Нет, вы…– всхлипнула я, борясь с головокружением и заложенностью в ушах. Поэтому я сначала зевнула, а потом начала сглатывать, как больная бешенством собака.
– Чего я? – поинтересовался даже не запыхавшийся Муромцев. Не знаю, как ему удалось не задохнуться, таща на руках восемьдесят килограмм бегемочьей грации в моем лице.
–Нет, вы меня снова не дослушали, это нестерпимо. И вообще, я сама могу идти. И прижимать меня к себе так сильно просто даже неприлично с вашей стороны.
Ну что я за дура? Я не то что идти, стоять не смогу. В голове поселились веселые голубые вертолеты. А еще мне страшно приятно вот так качаться в руках моего несносного будущего свекра. И ключевое слово здесь как раз таки – страшно. Потому что его прикосновения вызывают во мне такую бурю совершенно необъяснимых эмоций, которые уже очень трудно списывать на гормоны.
– Ты не считаешь, что после нашей с тобой миленькой сделки, обращаться ко мне на вы – верх лицемерия?– рыкнул Виктор Романович, так, что у меня по телу прошла огненная волна мурашек и свело низ живота. Я вздрогнула от приятной судороги.
– Ну, брудершафтов же мы не пили,– глупо хихикнула я, очень пытаясь скрыть свое состояние. Состояние – нестояния.
– Умоляю, закрой свой рот, и что с тобой? Ты скрючилась. Что? Живот болит? Эй, Марджери, потерпи. Я отвезу тебя в больницу.
– Не нужно. Все в порядке, ну если конечно мне не оторвало правое ухо фейерверком. Я его не чувствую,– хныкнула я, только теперь почувствовав, что что-то теплое стекает по моей шее на новенькое худи с красивым Спанч Бобом нарисованным на моей распухшей груди. Вот уж не думала, что от беременности может ее раздуть раньше чем живот. А еще эта чертова часть моего организма стала жутко чесаться. Вот и сейчас я яростно заскребла ногтями несчастную морскую губку, рискуя выдрать рисованную дебильную мультяшную улыбку.– Невестка Муромцева без уха. Это будет смешно. Представляю, что напишут в прессе.
– Лучше бы тебе язык оторвало,– сдавленно застонал Виктор Романович, глядя как я мну пальцами до боли свою свербящую грудь. Интересно, что это с ним? Ощущение у меня было такое, что его сейчас расшибет удар.– Что ты творишь?