Механический Орфей

— Насколько я понимаю, и Желтый Лист весьма недурна собой. Правда, ее красота — несколько иного свойства. Как ты умудрился настолько запутаться в отношениях со множеством красавиц?

— В твоем голосе слышится осуждение, — криво усмехнулся Руиз. Сама Лиил тоже могла гордиться своей внешностью и, очевидно, прекрасно об этом знала.

— Ну… когда я просматриваю твои воспоминания, я вижу, к каким катастрофам приводят встречи с прекрасными женщинами. Но, возможно, это просто случайные совпадения.

— Злая судьба, — согласился Руиз. — Но в подобных ситуациях есть своя прелесть.

— Я так и поняла, — кивнула Лиил.

Она очень долго рассматривала последний квадратик, затем передала его собеседнику.

Это была ночь любви на барже «Глубокого Сердца». Они с Низой уединились на верхней палубе. Изящная головка девушки томно откинулась назад, волосы, казалось, закрывали звезды на ночном небе.

Из груди Руиза вырвался непроизвольный сдавленный стон. Ему никак не удавалось по-настоящему вздохнуть — мешал комок в горле. Он резко смахнул непрошеные слезы.

— Прекрасно, — произнесла Лиил тихим, грустным голосом.

Она медленно и неохотно опустила квадратик лицевой стороной на покрывало.

— Руиз, — осторожно произнесла хозяйка. — Сомнир дал мне и другие отпечатки. Но ключевым я считаю именно это. Понимаю, ты страдал. Совершая жестокие убийства в Моревейнике и на барже, не говоря уж о времени, проведенном на родеригианской бойне… но там ты был такой же жертвой, как и те, чьи глотки ты перерезал.

Он не смог удержаться от горького смешка.

— Ты хочешь сказать, что мне было больнее, чем им?

Лиил покачала головой.

— А что ты мог поделать? Спасти кого-то из них? Родеригианцы — чума вселенной. Она без разбору поражает невинных людей. Счастлив тот, кому удалоcь пережить ее.

— Наверное, ты права, — согласился гость. — Но я никогда уже не почувствую себя чистым.

Зеленые глаза женщины сверкнули, он физически ощутил горячее дыхание ее гнева.

— А раньше ты чувствовал себя чистым? Тогда ты действительно чудовище. Сколько ни в чем не повинных людей погибло по твоей вине? — Ее лицо исказила гримаса отвращения.

— Я никогда не считал себя святым, — огрызнулся он.

— Но ты считал себя человеком?

Ответный гнев вспыхнул в душе бывшего агента.

— Да. Считал.

Она ударила по квадратикам, сбрасывая их на пол.

— Эти воспоминания свидетельствуют совсем о другом.

— Я не заставлял тебя рассматривать их, — жестко возразил Руиз.

В комнату словно ворвался порыв ледяного ветра. Руиз удивился, как ему могло быть хорошо в этом дурацком сне. Он оглянулся вокруг. Сквозь призрачные стены проступали руины, оставшиеся от дома Лишена самом деле.

Внезапно хозяйка протянула руку, такую же теплую и мягкую, как рука живой женщины, и похлопала гостя по плечу.

— Прости, Руиз. Не мне судить тебя зато, что ты совершал. Моя жизнь была другой. Я выросла на Бекальте. Это стабильная, давно заселенная, процветающая планета. Мне повезло родиться в богатой, любящей семье. Я училась в университете, потом защитила диплом на Дильвермуне. Никогда я не страдала от голода, не опасалась физического насилия. Все беды и проблемы существовали, скорее, в моем воображении: детские обиды, любовные неудачи, борьба за положение в обществе… За все годы, проведенные в пангалактике, мне ни разу не довелось увидеть мертвеца.

Она нежно пожала руку гостя.

— И здесь — то же самое. Моя жизнь катилась по гладким рельсам, а немногие печали — мелочь, по сравнению с тем, что выпало на твою долю. Ошибки в работе, зависть к более одаренным коллегам, неудачные вечеринки, несчастная любовь… раза два, не больше.

— Да нет, — возразил он, удивленный подобной откровенностью. — Ты не виновата, что твоя жизнь была легче.

— О, в те времена она не казалась мне легкой. Мелкие огорчения воспринимались как настоящее горе. Личную матрицу сняли за несколько месяцев до того, как родеригианцы разрушили Компендиум и убили всех его обитателей. Поэтому у меня не сохранилось прямых воспоминаний об этом кошмаре. Но Сомнир заставил меня просмотреть записи.

Лицо ее превратилось в трагическую маску. Ли ил горестно заломила руки.

— Наверное, тебе пришлось нелегко, — пробормотал Руиз.

— Я не видела собственной гибели. Сомнир милосердно убрал некоторые фрагменты записей. Но я наблюдала гибель всего, что я так любила.

— Мне очень жаль, — неловко проговорил Руиз.

— Зачем я все это рассказываю? Хочу убедить тебя, что я понимаю, пусть не до конца, людей, совершающих убийства. Я знаю, как чувствует себя человек, осознающий, что он никогда не сможет сравнять счет. Несмотря на все усилия, прежняя жизнь никогда не вернется. — Лиил положила руки мужчины себе на колени и пристально посмотрела ему в глаза. — Пойми, если бы передо мной очутились все гетманы Родериго, связанные и беспомощные, я все равно не смогла бы перерезать их мерзкие глотки. Но я зарыдаю от радости, если это сможешь сделать ты.