Механический скарабей

Когда я задала этот вопрос, выражение его лица стало серьезным.

– Я решил, что лучше лично сообщить вам новость. Лилли Кортвилль мертва.

Я вздрогнула и уронила увеличительное стекло на пол, и оно разбилось у моих ног.

– Мертва? Нет! Нет! Как? Когда?

Нужно отдать Грейлингу должное: мою неуклюжесть он оставил без комментариев.

– Может быть, мы ненадолго отойдем туда, где можно поговорить?

Я ощутила внутри страшное, давящее чувство.

– Лилли мертва?

Это казалось нереальным. Всего несколько часов назад я была в ее гостиной и разговаривала с ней.

Грейлинг кивнул. Его лицо все еще оставалось серьезным.

– Я счел, что будет лучше, если вы получите информацию от официального представителя полиции, а не из других источников.

Я переступила через осколки стекла, и мы вышли из лаборатории. Понимая, что рядом находятся чуткие уши миссис Рэскилл, я предложила:

– В конце квартала есть небольшой парк. Может, мы могли бы присесть там и поговорить?

Стоило мне произнести эти слова, как я поняла, насколько нелепо они прозвучали. Мои проклятые щеки снова запылали, и я уставилась в пол, чтобы не встретиться с ним взглядом и не увидеть в них удивления или отвращения. К моему облегчению, инспектор оставил при себе свои обычные высокомерные комментарии.

– Посидеть в парке было бы чудесно. Я весь день оставался взаперти, работая над этим делом, – согласился он.

Мы шли по улице рядом, и он предложил мне свою руку. С его стороны это было весьма учтиво и не означало ничего, кроме того что у него хорошие манеры. Я взяла Грейлинга под руку, потому что всегда оставалась вероятность столкнуться с неприятными препятствиями. А когда вы идете по улице в тяжелых юбках и обуви на каблуках в форме песочных часов, сделать это без чьей-либо помощи бывает достаточно сложно.

Мне не хотелось повторения неприятности с падением, как это произошло на балу.

Казалось, Грейлингу нужно было откровенно поговорить со мной, и, когда мы подошли к парку, он сказал:

– Сегодня в час дня в Скотланд-Ярд пришло сообщение. Мисс Кортвилль была найдена бездыханной в своей спальне около полудня. Она не подавала никаких признаков жизни, и кожа вокруг ее рта и носа приобрела синеватый оттенок.

– Отравление или удушье, – сделала я мгновенный вывод и незаметно взглянула на инспектора.

– Скорее всего, отравление, – мягко уточнил Грейлинг, когда мы подошли к парку. – Улики говорят в пользу этого, но мы еще не закончили расследование.

Парк представлял собой не более чем механизированную скамейку под большим деревом с высаженным вокруг него аккуратным цветником. Иногда я видела здесь одного ребенка или двух детей, играющих в мяч на небольшом травяном газоне, но они сами были настолько малы, что им не нужно было много места.

– Какие улики?

Я отпустила его руку, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

Все еще пребывая в состоянии шока от последней печальной новости, я пыталась понять, почему Грейлинг решил сообщить мне об этом. Неужели он наконец начал принимать тот факт, что я участвую в расследовании?

Грейлинг указал на скамейку, которая пока оставалась неподвижной. Но стоило мне приблизиться к ней, чтобы сесть, как он жестом остановил меня, вытащил из кармана платок и протер поверхность сиденья, а затем отступил назад, чтобы я могла сесть. Это была непростая задача – сидеть на скамейке со спинкой, наклонившись вперед, потому что на ней не было предусмотрено место для турнюра. Но я старалась носить довольно маленькие и практичные турнюры, и сегодняшний день не был исключением, благодаря чему смогла устроиться с относительным комфортом.

– Рядом с ее кроватью нашли маленький прозрачный пустой флакон. Я почувствовал запах горького миндаля, – продолжил инспектор, когда я уселась.

– Цианид?

Грейлинг кивнул, а затем, задумавшись на некоторое время, сел рядом со мной. Между нами было достаточное пространство: я сидела на одном конце скамейки, а он – на другом. Тем не менее казалось странным вот так сидеть с инспектором Грейлингом в парке, спокойно разговаривая, а не конкурируя и не пикируясь с ним.

– Я подозреваю, что это мышьяк. Во флаконе осталось достаточно вещества, чтобы исследовать его и узнать наверняка. Там были записка и еще один предмет, который, вероятно, вас заинтересует.

– Египетский скарабей.

Выражение, мелькнувшее на его лице, исчезло так же быстро, как и появилось. Я снова его удивила.

– Да, вы правы. Там был скарабей с изображением Седмет или Сетмет…

– Сехмет.

– Верно, – кивнул он. – Изображение Сехмет появилось, как только скарабей открылся. Он находился на кровати, рядом с флаконом и запиской.

– Лилли написала записку, чтобы все выглядело так, будто она покончила жизнь самоубийством.

– Все указывает на то, что она действительно ушла из жизни по своей воле, – сказал Грейлинг.