Механический Зверь. Часть 4. Мастер тысячи форм

Однако, чем глубже они забирались, тем чаще им попадались существа, выглядящие мягко говоря нездорово. Конечно местная живность безостановочно сражалась за выживание, так что раны и увечья самой разной тяжести не были чем-то необычным, но такие повреждения, что Лаз замечал на некоторых существах, просто не могли быть следствием сражения с другим животным. Нет, опухолей и вытекающих жидкостей все еще не было, но было кое-что даже более странное.

Птицеподобное существо, правда покрытое густым мехом и имеющее аж пять пар крыльев, от чего напоминало летучую сороконожку, тяжело планировало с дерева на дерево. Вот только каждое его крыло словно находилось не на своем месте, ни симметрии, ни соблюдения законов аэродинамики, столь важных для любых крылатых существ. Вскрыв его, Лаз обнаружил, что не только снаружи, но и внутри тварь выглядела словно криво собранный конструктор, только за счет невероятной живучести, обеспечиваемой энергией Зверя, она еще умудрялась дышать.

Зверь, отдаленно напоминающий рысь, а на деле скорее всего являвшийся гигантским потомком хомяка, судя по острым резцам и раздутым щекам, явно набитым чем-то съестным. И все бы ничего, но пасть грызуна-переростка по какой-то неизвестной причине находилась сбоку головы, словно его кто-то настолько сильно ударил в челюсть, что рот съехал на сторону и так и остался. Вряд ли это было удобно, но совершенно точно не являлось смертельным недугом, так что этого зверька Лаз отпустил восвояси, не каждого же встречного чудика препарировать.

Рогатая змея, чье тело было в буквальном смысле закручено в петлю, пересекая само себя, что удивительно, вполне беззаботно поглощающая какую-то мелкую зверушку. Как были устроены ее внутренние органы, Лаз старался и вовсе не думать, даже у него живот начинало сводить от одних мыслей о подобном.

И все остальное в том же духе. Естественным образом такие… недуги появиться просто не могли, но и к воздействию энергии Зверя, которой, к слову, в окружающем пространстве не становилось больше, они явно не имели никакого отношения.

На общем совете было решено, что стоит попытаться выяснить причину появления таких увечных чудищ, причем, что удивительно, «за» проголосовали все четверо. Лаз по вполне очевидным исследовательским соображениям, Фауст просто потому, что был за любое мероприятие, кроме голодовки, а Ронда с Маром исходили из того, что это по крайней мере будет интереснее бессмысленного и беспощадного противостояния агрессивной окружающей среде.

Эти двое, кстати, за последнее время более-менее пришли в себя. Да, они все еще раз за разом попадали в неприятности, но, похоже, смогли себя перебороть и пройти через все пять стадий, добравшись до принятия действительности. Не то чтобы она стала им нравиться, но и против они если и выступали, то уже скорее по инерции. К тому же, пусть максимальный запас энергии зависел исключительно от возраста и не мог быть повышен искусственно, к мастерству и опыту в исполнении заклинаний это не относилось. И за эти два месяца, иногда круглосуточно пребывая в состоянии боевой готовности, Ронда и Мар сильно выросли как маги, что не могло их не радовать. А исследование до сих пор невиданной аномалии обещало новый опыт и, как следствие, новые знания и умения. Так что к поиску причины странных повреждений чудищ южного континента они приступили с неменьшим тщанием, чем сам Лаз.

И еще спустя примерно полторы недели эти поиски окупились. Ребята стояли словно на границе двух миров. По одну сторону — привычные, пусть и смертельно опасные джунгли, полные буйной растительности и не менее буйной, но уже в другом смысле, живности. По другую же лежали, казалось бы, те же самые джунгли, вот только их словно пропустили через смесь мясорубки и калейдоскопа.

Деревья, если эти исковерканные осколки фауны еще можно было так назвать, пребывали в полнейшем хаосе. Они росли вверх, вбок, вниз, внутрь самих себя и во все стороны сразу, переплетаясь со своими соседями в какие-то психоделические лабиринты из листьев, коры и древесины, причем, несмотря на все это, оставались живы и даже продолжали расти. И так было со всем: травой, кустами, оплетающими деревья лианами, даже самой землей, куски которой легко могли оказаться на многометровой высоте и, как ни в чем не бывало, давать жизнь новым жутким подобиям растений.