Механизм пространства

– В этом? – китаец ничуть не удивился вопросу. – Двадцать два года назад. Позвольте и мне ответить вам любопытством: как давно вы умерли, герр Эминент?

– Да уж треть века минуло…

– В могиле лежит какой-нибудь бродяга?

– Вы очень проницательны. Только не какой-нибудь, а крайне питательный бродяга. Я долго присматривался к нему, прежде чем погрузить в египетскую летаргию. Его эманаций мне хватит до середины этого века. Потом, конечно, придется заменить беднягу – так меняют истощенные батареи…

Оба надолго замолчали. Китаец вертел в пальцах тросточку, ловко ухитряясь ничего не задеть. Голова змеи мелькала над столом, словно готовясь атаковать. Эминент играл пробкой от бутылки. Подбрасывал щелчком пальцев, подставлял ладонь, ловил – и снова отправлял пробку в полет.

Со стороны это выглядело соперничеством двух жонглеров.

– Я благодарен вам, – наконец произнес Чжоу Чжу. – Не могу сказать, что вы до конца успокоили меня, но это неважно. Чудак-философ? Я бы предпочел военного или ученого. С ними проще бороться – они не так продолжаются во времени, как философы. Никогда не знаешь заранее, в какой момент идея превратится в губительный пожар.

– Позвольте с вами не согласиться… – начал было Эминент.

Но китаец перебил барона:

– Я – ваш должник. На некоторое время я задержусь в Европе. Если вы чего-то хотите от меня – я готов служить вам.

– Хочу, – Эминент спрятал пробку в карман, понюхал кончики пальцев и безмятежно потянулся. – Вы сядете на мой корабль и спуститесь по Сене до Парижа. По дороге мы вместе подумаем, чем вы можете быть полезны мне.

– На ваш корабль?

– Любое судно, идущее в нужном направлении – мое. Равно как и ваше, герр Чжоу. Посвященные не испытывают затруднений в средствах передвижения. Кстати, вы действительно не помните меня? А ведь я не менял внешность…

Китаец развел руками:

– По-моему, мы видимся впервые.

– Ну как же! Бавария, Ингольштадт, университет; орден иллюминатов… Anno Domini 1783. Вы изучали естественное и каноническое право. Записались русским князем… Нет, не Гагариным, – барон подмигнул: дескать, шучу. – Енгалычев, или что-то в этом роде. Да, точно: Петр Енгалычев, потомок Ишмамет-мурзы. Безошибочный ход: мы, немцы, не отличим татарина от уроженца Поднебесной. Вы тогда носили другое тело. Но дух… Дух невозможно скрыть, герр Чжоу.

– Погодите… – китаец нахмурился. – Нет, не могу вспомнить. Вы уверены, что мы встречались?

– Разумеется. Я в те годы был, можно сказать, неофитом, – Эминент с силой провел ладонью по лицу, стирая воспоминания. – Начинающим. И, главное, живым. Покажите мне еще раз ваши ножницы. Спасибо… Алюминиум?

– Серебро Тринадцатого дракона.

– Дорогая игрушка. Я читал в «Times» про вашего тезку, генерала Чжоу Чжу, объединителя Китая. Если не ошибаюсь, генерала убили свои же, путем заговора – шестнадцать веков тому назад. В стране начался мятеж, Китай рассыпался, как трухлявый пень, и был завоеван гуннами. Но оставим историю профессорам. Английский журналист, посетивший место погребения, писал, что тело вашего тезки было захоронено в удивительной гробнице. Металлические узоры на крышке саркофага, пряжки ремней на теле покойного… – барон пощелкал ножницами. – Как вы назвали этот металл, герр Чжоу? Серебро дракона?

– Тринадцатого дракона, герр Эминент.

– А почему – Тринадцатого?

– Глупое китайское суеверие, – ответил Чжоу Чжу.

И улыбнулся – впервые за все время.

3

Массивные, обитые железом ворота были заперты. Зато калитку кто-то распахнул настежь, словно приглашая: «Заходи, тебе здесь всегда рады!» Люди не спешили воспользоваться молчаливым гостеприимством. Напротив, переходили на другую сторону, подальше от каменной стены. Солнце спряталось за тучи, смазывая редкие тени, жара распугала даже привыкших ко всему ворон. К полудню у ворот никого не осталось. Лишь двое мужчин в серых, под цвет стены, сюртуках прогуливались возле калитки. Впрочем, и они не спешили переступать порог, за которым начиналось царство Смерти.

Париж. Кладбище Монпарнас.

Полдень.

– Справитесь сами, Чарльз? Если нужна моя помощь, не отказывайтесь. Не забывайте: «Я духов вызывать могу из бездны!»

В ответ прозвучал смех.

– «И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов?»

Случайный прохожий, прояви он любопытство, заметил бы, что эти двое похожи не только фасоном сюртуков. Первый казался заметно старше, суше лицом и резче в движениях. Его спутник, напротив, был в расцвете лет и сил. Гладкое, по-актерски чисто выбритое лицо так и просилось на афишу. Но молодость одного словно перетекала в зрелость второго.

И голоса – спокойные, выразительные, с театральными паузами.