Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— Орлов поблизости нет? — раздался из недр панциря осторожный вопрос.

Брута посмотрел на небо.

— Нет.

Из панциря высунулась голова.

— Ты… — начала черепашка.

— Я не мог разговаривать! — попытался оправдаться Брута. — Вокруг было слишком много народу. А ты разве… разве ты не можешь брать слова прямо у меня из головы? Ты же должен уметь читать мысли.

— Мысли смертных совсем другие, — отрезал Ом. — Думаешь, слова в голове возникают как на небе? Ха! С таким же успехом можно искать смысл в куче отбросов. Намерения— да. Эмоции— да. Но не мысли. Если зачастую ты сам не знаешь, о чем думаешь, почему это должен знать я?

— Потому что ты — Бог, — резонно ответил Брута. — Бездон, глава LVI, стих 17: «Он знает о мыслях смертного, и нет от Него секретов».

— Бездон — это тот, у которого были гнилые зубы?

Брута повесил голову.

— Послушай, — сказала черепашка. — Я — это я. И я не виноват, если люди думают иначе.

— Но ты же знал о моих мыслях… Там, в саду… — пробормотал Брута.

Черепашка несколько помедлила с ответом.

— Тогда было совсем по-другому, — наконец сказала она. — Это были… не мысли. Это была вина.

— Я верую в Великого Бога Ома и Справедливость Его, — сказал Брута. — И буду продолжать верить, что бы ты там ни говорил и кем бы ты ни был.

— Приятно слышать, — горячо поддержала черепашка. — Придерживайся этих убеждений и дальше. Кстати, где мы находимся?

— На корабле, — ответил Брута. — В море, и нас болтает.

— Мы плывем в Эфеб на корабле? А чем пустыня вам не угодила?

— Ни один человек не может перейти пустыню. В ее сердце не выживает никто.

— Но я-то там выжил.

— Плавание займет всего пару дней, — успокоил Брута, и его желудок сжался, хотя судно едва отошло от пристани. — Говорят, Господь…

— …То есть я…

— …Послал нам попутный ветер.

— Я посылал? О да, послал. В общем, доверься мне. И не волнуйся, море будет гладким, как мельничный поток.

— Я имел в виду мельничный пруд! Мельничный пруд!

* * *

Брута словно прилип к мачте.

Некоторое время спустя рядом с ним на бухту троса опустился матрос и с интересом посмотрел на юношу.

— Можешь ее отпустить, святой отец, она сама прекрасно стоит.

— Море… Волны… — пробормотал Брута, стараясь не открывать рот, хотя блевать уже было нечем.

Матрос задумчиво сплюнул.

— Ага, — кивнул он. — Наверное, они такой формы, чтобы лучше гармонировать с небом.

— Но корабль весь трещит!

— Это ты точно подметил.

— То есть… то есть это не шторм?

Матрос вздохнул и удалился.

Через какое-то время Брута рискнул отпустить мачту. Никогда еще ему не было так плохо.

И дело было не только в морской болезни, он не понимал, где находится. А Брута всегда знал, где находится. Место, где он находится, и существование Ома были единственными несомненными фактами в его жизни.

Этим он походил на черепах. Понаблюдайте, как передвигается черепаха, и вы заметите, что периодически она останавливается, словно запоминает пройденный путь. Где-то в множественной вселенной наверняка существуют маленькие приборы передвижения, контролируемые электрическими разумными двигателями под названием «черепахи».

Брута всегда знал, где находится, — он помнил, где был до этого, постоянно подсчитывал шаги и подмечал все ориентиры. Внутри его головы находилась особая нить памяти, которая, если обратно подключить ее к тому, что управляет ногами, заставила бы Бруту пятится назад по дорогам жизни к самому месту рождения.

Лишившись контакта с землей, эта нить оборвалась.

Ома в коробе принялось швырять из стороны в сторону и подбрасывать — это Брута неверными шагами двинулся к лееру.

Всем, за исключением юного послушника, казалось, что судно резво несется по волнам, а погода для морского путешествия стоит самая благоприятная. В кильватере — где бы это ни было — кружили морские птицы. Справа от судна из воды выскочила стайка летучих рыб, спасаясь от назойливого внимания дельфинов. Брута смотрел на серые силуэты, проскакивающие под килем, — это был мир, где никогда ничего не нужно считать, ничего не нужно делать…

— А, Брута, — привел его в чувство голос Ворбиса. — Кормишь рыб, как я посмотрю.

— Нет, господин, — ответил Брута. — Мне очень плохо, господин.

Он обернулся.

Сержант Симони — мускулистый молодой человек с непроницаемым лицом настоящего профессионального солдата — стоял рядом с каким-то человеком, в котором Брута с трудом узнал «главного морского волка» — хотя, возможно, эта должность называлась как-то по-другому. Тут же стоял улыбающийся эксквизитор.

—  Это он! Это он! — раздался в голове Бруты панический вопль черепашки.

— Кажется, наш молодой друг не очень хороший моряк, — заметил Ворбис.

—  Это он! Я его сразу узнал!

— Господин, я бы предпочел вообще никогда не становиться моряком, — сказал Брута.

Короб весь затрясся от яростных прыжков.

—  Убей его! Срочно найди что-нибудь острое! Сбрось его за борт!

— Пойдем с нами на нос, Брута, — пригласил Ворбис. — Судя по словам капитана, нам предстоит увидеть много интересного.