Дьякон Ворбис был намеренно лыс. Почти все служители церкви сразу после посвящения в сан начинали отращивать волосы и бороды, в которых потом легко можно было потерять козла. Тогда как Ворбис брился. Череп его всегда блестел. И странное дело, недостаток волос, казалось, только усиливал его власть. Он никогда не угрожал, не пугал. Просто Ворбис вызывал такое ощущение, что его личное пространство распространяется на семь метров вокруг и что каждый приблизившийся к нему вторгается туда, куда вторгаться не стоит. Даже жрецы, которые были старше Ворбиса не только по годам, но и по званию, принимались извиняться, если им случайно приходилось прервать его размышления — каковыми бы эти размышления ни были.
О чем думает Ворбис, догадаться было почти невозможно, да никто его об этом и не расспрашивал. И наипервейшей причиной подобного отсутствия любопытства был тот факт, что Ворбис являлся главой квизиции и в обязанности его входило выполнять то, чем наотрез отказывались заниматься все прочие.
Таких людей не стоит спрашивать, о чем они думают, ведь они могут неторопливо повернуться и ответить: «О тебе».
Дьякон был в квизиции высшим званием, и правило это было введено сотни лет назад, чтобы данная ветвь церкви случайно не выросла из своих сапожков
[2]. Все говорили, что со своим-то умом Ворбис давно уже мог стать иамом или даже архижрецом.Однако Ворбиса такие пустяки не интересовали. Он точно знал, что ему предначертано судьбой. Разве не сам Господь сказал ему об этом?
— Ну вот, — заключил брат Нюмрод, похлопывая Бруту по плечу. — Теперь, я полагаю, тебе все понятно.
Брута почувствовал, что от него ожидают какого-то ответа.
— Да, учитель, конечно.
— Конечно… Постоянно противостоять голосам — твоя святая обязанность, — промолвил Нюмрод, все еще похлопывая юношу по плечу.
— Да, учитель. Я так и буду поступать, особенно если они прикажут мне сделать то, о чем вы рассказывали.
— О чем я рассказывал… Хорошо. А если ты услышишь эти голоса снова, как ты поступишь? Гм-м?
— Приду и расскажу все вам, — покорно ответил Брута.
— Расскажешь мне… Прекрасно. Именно это я и хотел услышать, — кивнул Нюмрод. — Я всегда готов выслушать своих подопечных. И помни: я только буду рад помочь тебе решить твои маленькие, но столь насущные проблемы.
— Да, учитель. А можно мне сейчас вернуться в сад?
— В сад… Думаю, что можно. Но никаких голосов, ты понял? — Нахмурив брови, Нюмрод погрозил Бруте пальцем другой, не похлопывающей по плечу руки.
— Да, учитель.
— А чем ты занимаешься в саду?
— Окучиваю дыни, учитель.
— Дыни? А, дыни… — медленно произнес Нюмрод. — Дыни… Дыни… Это в некотором роде объясняет происходящее.
Его веко бешено задергалось.
С Ворбисом говорил не только Великий Бог. Рано или поздно эксквизитор любого разговорит. Все зависит от выносливости вашего организма.
Однако в нынешние деньки Ворбис не часто спускался в рабочие помещения, дабы понаблюдать за работой инквизиторов. В обязанности эксквизитора это не входит. Он просто диктовал указания и получал отчеты. Но иногда возникали особые обстоятельства, которые требовали его личного присутствия.
Необходимо сказать, что смеяться в подвалах квизиции особо не над чем. Если у вас нормальное чувство юмора. Там не развешаны всякие маленькие красочные плакатики с надписями типа: «Чтобы работать здесь, не обязательно быть безжалостным садистом, но это помогает!!!»
Однако некоторые вещи здесь явно намекали на то, что у Создателя было несколько извращенное чувство юмора.
Взять, к примеру, кружки. Дважды в день инквизиторы прерывали свою работу, чтобы попить кофе. Их кружки, которые были принесены из дома, стояли вокруг чайника у топки центральной печки, которая, как правило, использовалась для нагрева всяческих железных штырей и ножей.
И на всех кружках без исключения красовались надписи вроде: «Подарок из священного грота Урна» или «Лучшему папочке на свете». Причем большинство кружек были с отбитыми краями.
А на стене висели открытки. Согласно традиции, каждый уехавший в отпуск инквизитор посылал своим коллегам по работе грубо раскрашенную ксилографию местного пейзажа с какой-нибудь сомнительной шуткой на обороте. Рядом с открытками было пришпилено трогательное письмо от инквизитора первого класса Ишмаэля «Хлоп» Квума, в котором всем «ребятам» объявлялась благодарность за сбор целых семидесяти восьми серебряных оболов в качестве пенсионного подарка и за подношение огромного букета цветов госпоже Квум. В постскриптуме Квум клятвенно заверял, что никогда не забудет дни, проведенные в подвале номер три, и всегда будет рад помочь, если возникнет нехватка специалистов.
Мораль: нормальный семейный человек, который каждый день ходит на работу и ответственно относится к своим обязанностям, мало чем отличается от самого чокнутого психопата.
И Ворбис это знал. Обладая подобным знанием, вы знаете о людях все, что необходимо.
Сейчас Ворбис сидел рядом со скамьей, на которой лежало легонько подрагивающее тело его бывшего секретаря, брата Сашо.