— Самого главного? — переспросил Брута и сунул палец в рот. — Ты имеешь в виду брата Нюмрода?
— А кто он такой?
— Наставник послушников.
— О Господи, то бишь Я! — воскликнула черепаха. — Нет, я не имею в виду наставника послушников, — терпеливо-напевно произнесла она. — Я имею в виду верховного жреца или как там он себя называет. Полагаю, здесь таковой имеется?
Брута тупо кивнул.
— То есть верховный жрец у вас есть? — на всякий случай еще раз уточнила черепаха. — Тогда зови верховного жреца.
Брута снова кивнул. Он знал, что верховный жрец в Цитадели есть. Но если между собой и братом Нюмродом Брута еще представлял какое-то подобие иерархических отношений, то что касается иерархических отношений между послушником Брутой и сенобиархом… тут его фантазия начисто отказывала. Теоретически он понимал, что такой человек есть, догадывался о существовании огромной канонической лестницы с верховным жрецом на вершине и Брутой у самого подножия, но взирал он на эту лестницу с позиций амебы, решившей вдруг исследовать цепь эволюции между собой и, к примеру, главным бухгалтером. Тут речь шла не об одном и не о двух отсутствующих звеньях, звенья тут отсутствовали как класс.
— Но я же не могу пойти и попросить его… — начал было Брута, однако сама мысль о разговоре с сенобиархом заставила его в страхе замолкнуть. — Я же не могу пойти и попросить
— Поганая пиявка, гореть тебе в огне страшного суда! — заорала черепаха.
— Ты чего ругаешься? — обиделся Брута.
Черепаха яростно запрыгала вверх-вниз.
— Это было не ругательство, а приказ! Я — Великий Бог Ом!
Брута в растерянности заморгал.
— Ну да… — наконец промолвил он. — Какой же ты Великий Бог? Великого Бога Ома я видел, — и он взмахнул рукой, добросовестно нарисовав знак священных рогов. — На черепаху он совсем не похож. Он способен принимать обличия орла, льва, ну, или могучего быка. У Великого Храма есть его статуя. Высотой в семь локтей. Так вот, она вся из бронзы и топчет безбожников. А как черепаха может топтать безбожников? Что ты вообще можешь с ними сделать? Разве что многозначительно посмотреть на них. А еще у него рога из настоящего золота. В соседней деревне, рядом с той, где я жил раньше, тоже стояла статуя — только в виде быка и в один локоть высотой. Поэтому я знаю, вовсе ты не Великий Бог, — еще один знак священных рогов, — Ом.
Черепаха немного подуспокоилась.
— А сколько говорящих черепах ты видел? — осведомилась она с издевкой.
— Ну, не знаю…
— Как это, не знаю?
— Ну, наверное, они все могут разговаривать, — сказал Брута, наглядно демонстрируя особую логику, которая позволяла ему зарабатывать много-много дополнительных занятий по выращиванию дынь. — Просто ничего не говорят, пока я рядом.
— Я — Великий Бог Ом, — произнесла черепаха угрожающим и неизбежно низким голосом. — И если не хочешь вскоре стать крайне несчастным жрецом, беги быстрей и приведи его.
— Послушником, — поправил Брута.
— Что?
— Послушником, а не жрецом. И меня не пустят к…
— Немедленно приведи сюда своего верховного жреца!
— По-моему, сенобиарх еще ни разу не бывал в нашем огороде. Вряд ли он даже знает, что такое дыня.
— Детали меня не интересуют, — перебила черепаха. — Приведи его немедленно, иначе начнется землетрясение, луна станет кровавой, человечество охватят бешенство и малярия и прочие жуткие недуги будут насланы на вас всех. И я это серьезно.
— Ладно, ладно, посмотрим, что удастся сделать, — сказал Брута, отступая.
— И помни: в сложившихся обстоятельствах мной были проявлены невероятные рассудительность и терпение! — крикнула ему вслед черепаха.
— Кстати, ты не так уж плохо поешь, — добавила она, немного подумав.
— Слышали пение и похуже! — проорала она, когда грубая ряса Бруты уже исчезала в воротах.
— Вот помню эпидемию чумы в Псевдополисе… — тихонько произнесла черепашка, когда шаги послушника совсем затихли. — Жуткий вой и скрежет зубовный. — Она вздохнула. — Великие времена! Великие дни!
Многие люди посвящают себя служению богу, потому что якобы чувствуют призвание, на самом же деле они слышат всего-навсего собственный внутренний голос: «Работа в тепле, тяжести таскать не надо — или хочешь быть пахарем, как твой отец?»