сказал, что он - именно тот. Он понравится вам. И ухо ему кто-то оторвал, но мне сказали,
что он идеально слышит.
- Как ты его назвала? - бабушка смотрела на собаку.
- Я не выбирала имя, бабушка. Ему три года, у него уже есть имя. Мне советовали не
менять его, чтобы не путать.
И ему повезло. Ему не придется быть Пастернаком, кстати.
Я листала документ собаки и зачитывала подробности.
- Его предыдущий владелец был студентом американской литературы и кино, он
купил его, пока учился. Но забрать его после окончания учебы не дали, и собака осталась
в приюте.
Даже мне было сложно выговорить имя, не чувствуя себя глупо. Кто умудрился
назвать этого мопса Лестатом?
- Тут записка прошлого владельца, - сказала я и вытащила сложенный листок из
папки.
«
Воцарилась тишина, мы осознавали появление нового жителя, и тут заговорила мама:
- Ты купила одноухого мопса по имени Лестат, который раньше был у Тома Джонса.
- Нет, - сказала я. - Я не покупала его, а пожертвовала денег приюту.
- Я буду звать его Затычкой, - сказала бабушка и поднесла Лестату кусочек лита
салата, он шумно его понюхал.
- Затычка?
- Это проще запомнить, чем Лештамп, - сказала она, протягивая ему помидор, и все
исчезало в нем. Я начинала понимать, что имел в виду Том Джон насчет его аппетита. Я ее
не исправляла, ведь знала, что она не запомнит его имя. Она будет кормить его с тарелки и
вечно звать Затычкой, а он положил голову ей на колено и был не против.
- Думаю, стоит кормить его тем, что дали в приюте, - с сомнением сказала я.
Бабушка отмахнулась.
- Твой дед не кормил Красавца ничем, кроме нашей еды, и все было хорошо.
Отмечу, что Красавец, бульдог деда, был очень жирным и ленивым, он не мог
расстаться с ним и попросил потом лондонского мастера сделать из него чучело. Когда
оказалось, что призрак дедушки навеки привязан к кровати бабушки, четверым мужчинам
пришлось нести чучело со стеклянным колпаком два этажа, чтобы тот не был разлучен с
собакой, хоть их и разделяла смерть.
- Да, думаю, пора ему показать мою квартиру.
Боже, теперь я понимала, почему Том Джонс назвал его Лестатом. Может, днем он
был спокойным, но ночью собака сходила с ума. Всего-то было 11 вечера, а он уже нагадил
на ковер в гостиной, украл и съел кусок сыра, которого хватило бы семье, и крекеры с
луком, и он продолжал гоняться за хвостиком, словно к нему прицепили колючку. Его не
интересовала лежанка, что я купила ему, ему больше понравился диван или я. Он утомил и
себя, и меня, и теперь катался на спине в другом конце дивана. Он пытался лечь ближе ко
мне, но я запретила ему из-за его шума. Я не удивилась бы, если бы он схватил пульт и
переключил фильм, что я смотрела. Я словно получила собачью версию Гомера Симпсона.
Я не хотела быть его Мардж.
- Слушай, Лестат, - сказала я, и он оглянулся. - Нам с тобой нужно установить
правила. И первое: ты остаешься на полу, а не на диване.
Диван уже был покрыт шерстью Лестата, а он был здесь всего шесть часов. Он,
конечно, не сдвинулся.
- И насчет порчи ковра. Мы не гадим в доме. Это не вежливо.
Он, казалось, понял, что я хотела, потому что хрюкнул и слез с дивана. Я погладила
его по голове и проследила, как он идет к лежанке. Мне было его отчасти жаль, пока он не
присел на корточки. Я возмущенно бросила в него первое, что попало мне под руку, и это
была газета, что я принесла из офиса почитать.
Как же приятно было смотреть, как Лестат медленно заливает мочой ухмыляющегося
Флетча. Я не сдержалась. Я схватила телефон и сняла на видео, извиняясь перед Лестатом,
что застала его в таком виде. Хотя виноватой я себя не чувствовала. Всего за три минуты я
нашла сайт газеты, обнаружила страницу Флетча и отправила видео ему на номер,
который он упомянул там миллион раз. Пусть подумает, пока будет смотреть это видео.