Мелодия для саксофона

— Согласен, на вора и тем более на убийцу он не похож! Но чем чёрт не шутит. И сама понимаешь, на безрыбье и рак рыба. Так что мы обязаны его прощупать.

— И когда собираетесь щупать?

— На днях. Мне тут ещё кое-что надо проверить, но…

— Понимаю, понимаю, тайна следствия.

Наполеонов кивнул.

— А кто ещё мог решиться на убийство?

— Подозревали соседа-пьяницу Галушкина.

— Ага, понимаю…

— Но у него алиби. Художника разрабатываем. Но я не очень верю, что это он.

— Почему?

— Даже если Дорин захотел отомстить Самсоновой, то он не стал бы красть деньги.

— Почему?

— Потому что навряд ли знал об их существовании. Ведь он давно не видел Инессу и наверняка не знал, что она собирается замуж.

— Мог и услышать краем уха от общих знакомых.

— Посмотрим, вы его пока из списка подозреваемых не вычеркнули.

— А зятя вы не подозреваете? — спросила Мирослава.

Наполеонов фыркнул:

— Анекдотов наслушалась.

— Мало ли.

— Да пойми ты! Он был на гастролях. К тому же у него давление!

— Давление?

— Да, он ещё в Волчегорске свалился, ему там «Скорую» вызывали.

— Кто?

— Друзья. Он же не один ездил, а с квартетом. И после того как жена позвонила и сообщила о смерти матери, его сюда еле довезли.

— На самолёте?

— Ну, не на метле же! — рассердился Наполеонов.

— Печальная история, — проговорила Мирослава и о чём-то задумалась.

Конечно, никто в этот вечер не просил Шуру сыграть на гитаре и спеть песню.

Спать отправились рано, молча разойдясь по своим комнатам.

Мирослава спала плохо. Ночью она стояла у окна и думала: «Иногда кажется, что осень в октябре ходит по ночам, подобрав юбку, чтобы не наступить в лужу, которая, отражая лунный свет, пытается притвориться зеркалом».

Глава 8

Утром Мирослава спустилась вниз, когда Наполеонов уже отбыл на работу.

Бросив на неё один только взгляд, Морис понял, что она собралась куда-то уехать.

— У нас появилось дело? — спросил он.

— Не совсем. Просто я хочу кое-что, вернее, кое-кого проверить.

Миндаугас уже понял, что она решила помочь Шуре. В чём будет выражаться эта помощь, он расспрашивать не стал. Просто приготовил завтрак. А когда мыл посуду, услышал шум выезжавшей за ворота машины.

Несмотря на ночной дождь, утром погода стояла просто волшебная! В посёлке было тихо и солнечно. Наконец-то начали приобретать пёструю окраску листья на деревьях. Пряный ветер, перелетая с участка на участок, приносил на своих крыльях томительную сладость. Возле заборов виднелись сиреневые и розовые облака высоких кустиков, сплошь усыпанные цветами.

Этот дар осени язык не поворачивался назвать сорняком, но и садовым растением владельцы участков его не считали. Вот и рос он за забором и вдоль дорог.

В детективном агентстве «Мирослава» на эту пору никаких дел не было, поэтому Мирослава из чистого любопытства решила разгадать, зачем слесарь приходил в тот подъезд в день убийства и почему он молчит как партизан.

Выждав время, когда всё трудоспособное население отправилось на работу и на учёбу, а дома остались одни пенсионеры, Мирослава вошла в подъезд, где жили Бессоновы.

Одну за другой она обходила квартиры под видом сурового проверяющего.

Обход этот не давал никакого результата, пока в одной из квартир дверь ей не открыла старушка лет восьмидесяти и не пригласила пройти в квартиру.

Мирослава сразу догадалась, что бабушка была не прочь, как говорят в народе, «поточить лясы».

— Вы, милая, по делу или как? — спросила она Мирославу, усадив её на крохотный угловой диванчик на кухне.

Мирослава не стала читать старушке лекции, что пускать в дом незнакомых людей в наше время недопустимо, она просто тихо вздохнула и спросила:

— А как вас зовут?

— Степанида Ивановна.

— А меня Мирослава Игоревна. Я проверяю работу слесаря. Жалоба на него поступила.

— Да это от кого же? — всплеснула руками старушка.

— Не могу вам сказать, — таинственно произнесла Мирослава.

— Не иначе как от Зинки Пичужкиной!

— Почему вы так думаете?

— Так он к ней постоянно захаживал, а тут, после убийства, как отрезало. Знамо, испугался и хвост поджал. А Зинка, видать, взъерепенилась.

— Так почему же никто не сказал полиции, у кого в тот день он мог быть?

— Пожалели шалаву, — вздохнула Степанида Ивановна, — да и слесаря-то жалко.

— И с чего бы это такое, я бы сказала, весьма несвоевременное проявление жалости?

— Да как же это не своевременное?! Вы, голубушка, хоть знаете, кем у Зинки муж работает?

— Понятия не имею, — невольно улыбнулась Мирослава.

— Вот то-то и оно. Поэтому и рассуждаете так! А Володька Пичужкин работает вышибалой в баре на Тушканчиковой.

— И что, он такой страшный?

— Ещё бы не страшный, милая моя! Мало того, что он бугай каких мало, я видела и кулачищи у него каждый с мою голову, так он ещё, когда разъярится, прёт как бык! Никакого удержу на него нет! И я не понимаю, каким местом думала Зинка. Ведь узнай Володька о её шашнях, он одним ударом из неё дух вышибет, а уж его точно по стенке, как таракана, размажет.

— Так вот оно какое дело, — проговорила Мирослава, — спасибо вам большое, что рассказали.

— Только вы уж, милочка, ради Христа, не выдавайте старуху. А то я распустила язык-то.