Мелодия Секизяба (сборник)

— Ты прав, Кертык, но подумай, могу ли я тебе помочь? Тебе проще, ведь все знают, что ты давно перебрался в Иран. Тебя здесь нет — и всё. Приходи к нему домой и сверши, что задумал.

Кертык тронул пышные усы.

— Дело не стоило бы разговора, Махтум-ага, если бы этот проклятый дармоед ночевал дома. Я узнавал, дома он бывает совсем редко, а когда бывает, спит не с женой, а с винтовкой. Я не могу рисковать, так можно и в ловушку попасть. А вот тут мне и нужна твоя помощь, ага.

— Говори, Кертык, что придумал.

— Ты должен выманить его куда-нибудь из аула.

— Но как? Этот шакал не труслив, ко осторожен.

— А алы откроем перемычку у воды. Ты побежишь и скажешь, что вода уходит, он помчится к большому арыку, а там я уж с ним расправлюсь.

— Я же сказал, Кертык, — он теперь стал осторожен. Один он не пойдёт, там где может быть опасно, они ходят все вместе.

— Тогда посоветуй что-нибудь, Махтум.

Махтум задумался.

— Вот что я вспомнил, Кертык. Учителя-то сейчас вообще нет в ауле, он в Ашхабаде. Совещание там какое-то.

— Это точно, Махтум?

— Со вчерашнего дня Кумыш, моя старшая, не ходит в школу. Вроде бы я слышал, что их распустили до завтра.

— Так…

Услышав, что её любимого учителя нет в ауле, Кумыш перевела дух. Какое счастье, что ему теперь ничто не угрожает. Но то, что она услышала вслед, заставило её снова затрепетать.

— Он приедет поездом, который приходит на станцию в полдень, — сказал Махтум. — Обычно он сходит на разъезде, наискосок от аула. Потом идёт сюда вдоль Ханского кяриза. Днём он менее осторожен, не ждёт беды. Вот тут ты его и можешь подстеречь.

Кертык поднялся во весь свой огромный рост. Он был очень доволен. Он уже видел мысленно, как страх искажает черты самого ненавистного ему лица. Он будет валяться у его, Кертыка, ног и молить о пощаде, но её он не дождётся. Нет, не дождётся.

— Ну, Махтум-ага, — считай, что все мы уже избавились от этого выродка.

И снова сжалось у Кумыш сердце от страха за учителя Сары. Она уже давно лежала под толстым одеялом, почти без воздуха, в неудобной позе. Она вся взмокла, она задыхалась. Но она терпела — ведь сна узнала так много и теперь ей надо было только дождаться, пока она сможет вернуться в свою постель. Когда же уйдёт этот страшный человек? Отец пойдёт его провожать, и тогда…

Но Кертык, похоже, на этот раз не слишком торопился. Он налил себе ещё пиалу чая, взял кусочек сахара и стал с шумом прихлёбывать, Махтум его не торопил. Пытаясь осторожно вытянуть ноги, она неосторожно задела отца.

От неожиданности Махтум чуть не лишился рассудка. Одним прыжком вскочил с постели, и, схватив за край одеяло, отбросил его, и перед ним возникла его дочь — крошечный комочек, задрожавший от страха при виде налившихся кровью отцовских глаз. Медленно приблизившись к дочери, Махтум схватил её за шею одной рукой и выволок на середину комнаты.

— Что ты тут делала, проклятая богом? — заорал он так, что в соседнем дворе залаяла собака. — Ну, говори.

Кумыш открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, но не могла произнести ни звука. Размахнувшись, Махтум влепил ей такую пощёчину, что девочка замертво упала в противоположном конце комнаты. Махтум, наливаясь злобой, снова шагнул к ней. Девочка в ужасе закричала. Махтум схватил её и поднял в воздух, словно собираясь размозжить ей голову.

— Замолчи! Ещё пикнешь — задушу…

Но было уже поздно. Дверь в соседней комнате растворилась и повскакавшие со своих постелей дети, один другого меньше, словно живые горошины, посыпались в комнату. Самые маленькие стояли в дверях и плакали; другие от страха за Кумыш громко кричали. Младшая жена Махтума, Сельби, не надев даже соскочивший во время сна борык, бросилась к Махтуму и схватила его за руку. Она вырвала онемевшую от ужаса Кумыш и прижала её к своей груди.

Кертык без всякого интереса наблюдал за этой сценой, шумно прихлёбывая чай. Только когда в комнату ворвалась Сельби во всей красоте своих двадцати пяти лет, глаза его сверкнули. В это время Махтум, как взбесившийся кабан, бросился на жену. Дети облепили его, как пчёлы, он отпихивал их и рвался к Сельби, которая не выпускала Кумыш из рук. Опасаясь очевидно, что шум может привлечь внимание соседей, Кертык решил положить всему конец. Он вклинился между рассвирепевшим мужем и женой, оттеснив Махтума плечом, и ногой опрокинув лампу, воспользовался наступившей темнотой, чтобы прижать к себе молодую женщину. Едва его огромные ладони коснулись её трепещущего тела, как им овладело неукротимое желание, и, не выпуская онемевшую от неожиданности Сельби, он до боли сжал её груди.

Сельби вскрикнула так, словно её ударили ножом. Она пыталась вырваться из позорящих её объятий Кертыка, осыпая его градом ругательств; высвободив одну руку, она изо всех сил ударила его по лицу, но Кертык вынес бы и не такое; он только выругался про себя и ещё крепче стиснул молодое тело женщины.